Сердце старого Города (СИ)

В животе скрутило от голода, Солео держалась и не прикасалась к хлебу, напоминая себе всякий раз о клятве. Ну неужели там, на дороге, не было голодно? Тогда же терпела, чем сейчас хуже? Но сейчас было однозначно хуже: Солео не помнила, когда ела в последний раз, помнила плошку с невозможно вкусным бульоном, а дальше… дальше пустота. А хлеб пьянил ароматом. Во избежание попустительства соблазну, Солео спрятала каравай в кусты, но отойдя на несколько шагов, поняла — она не найдет ни кустов, ни хлеба уже через десять метров. А хлеб нужен! Чем ей кормить Волчонку?

Не придумав ничего лучше, Солео так и продолжила нести каравай в руках. Аромат хлеба заполнял все существо, а вязкая слюна набегала во рту. Тогда Солео сняла плащ и укутала им каравай. Соблазн стал меньше, но и ощущение нежных объятий тоже исчезло. Солео прижала хлеб к себе, ища в жесте утешение.

Она постаралась сосредоточиться на мыслях, а не на чувствах. Куда теперь идти? Поселение разрушено, сироты увезены работорговцами, сестра-надзирательница убита. Солео, конечно, всегда понимала, что никакому новому миру из их лагеря не вырасти, но некая детская надежда, желание верить старшим, — матери-настоятельнице, надзирательнице, ксендзу, — вселяла уверенность: все будет хорошо, в трудах рождается счастье. И сейчас ужас состоял не в том, что бежать было некуда, так было и прежде. Страшней всего было то, что бежать было не-ОТ-куда!

В переживаниях о случившемся, единственным, что позволяло девушке не замереть в бездействии, свернувшись клубком, была мысль о Волчонке. Нужно найти ребенка!

Зацепившись за мысль, как за спасительный якорь, Солео остановилась и решила определиться с местоположением. Выбрала дерево поудобней, смастерила из плаща сумку, куда убрала хлеб и, закинув ее на спину, вскарабкалась наверх.

Вид с дерева открывался прекрасный, чему способствовал пригорок. Солео огляделась и зачарованно замерла.

На мили окрест простирался лес, его кроны образовывали колышущиеся зеленые волны. Отчего-то Солео вспомнила картинки с морем из любимых книг. Было похоже. Вместе с образами моря пришли мысли и о тихой библиотеке. Воспоминания о приюте вызвали тоскливую грусть. Вот бы вернуться! Вот бы мать-настоятельница простила ее, и тогда можно было снова прийти в маленькую читальню, взять полюбившуюся книгу о морских приключениях, сокровищах, пиратах и чудище-левиафане… И, перелистывая страницы, погрузиться в чудесные вымышленные миры.

Солео уплывала в мечтах, но порыв сильного ветра заставил очнуться, едва не сдув девушку с ветки, шершавая кора больно окарябала руку. Головокружение и комок под солнечным сплетением напомнили, что она находится на большой высоте и только что едва не рухнула. Ветер усиливался. Досадуя о веревке из сумки, Солео покрепче ухватилась за ветку и еще раз внимательно осмотрелась, уже не позволяя себе отвлекаться.

Слева виднелась степь. Выходит, лагерь поселенцев был там, правее Солео заметила дым: «разбойники там», — догадалась она. Девушка боязливо посмотрела назад и сквозь редеющую листву разглядела руины. Поразительно, даже захваченные лесом, останки города простирались почти до горизонта. Солео замерла в нерешительности — руины или лагерь?

В лагерь надо было вернуться за Волчонкой, наверняка цыганка там, но в руинах есть шанс встретить нелюдя. Пусть не старшего, образ которого заполнял все мысли Солео, но его младшего брата. Мальчишка там вроде что-то искал? Можно будет передать благодарность за сумку! Все существо Солео потянулось к опасным руинам, но долг победил. Солео слезла с дерева и пошла в разграбленный лагерь.

Небо было переменчивым: то набегали целые стаи облаков, то, гонимые ветром, они уступали солнечным лучам. Лагерь поселенцев встретил девушку непривычным молчанием. Еще недавно полный голосов приютских детей, он стал угодьем тишины и ветра. Эфир гулял по нему, пел заунывные песни сквозь щели шалашей-землянок, гладил невидимой ладонью только пробившиеся побеги, оставшиеся без полива и присмотра. Ветер теперь стал хозяином мира. Солео зябко поежилась, вспомнились слова нелюдя о том, что этот край не принадлежит миру живых. Словно бы в подтверждение мысли повеяло чем-то приторно сладким и невообразимо гадким. Солео пошла на запах. Пришлось спуститься к излучине реки, к тому самому месту, где недавно «охранники» чуть не лишили ее девичей чести. Но сейчас Солео совсем не думала об этом.

Там, у самого берега что-то качалось, едва шевелимое набегающими волнами ласковой речки.

Девушка подошла ближе и содрогнулась — в воде, уже сильно раздувшаяся и оттого ужасающе жуткая, лежала сестра-надсмотрщица, Бригитта.

Солео всхлипнула, быстро осенила себя знаком Творца и подбежала к трупу. Она вытянула на берег распухшее от воды тело с белесо-синей кожей и трупными пятнами, оправила на покойнице порванную одежду. Не зная зачем, Солео начала разговаривать с мертвой монахиней:

— Ничего-ничего, сейчас полегче будет!