Камайя выдохнула. От него теперь пахло ещё и керме. Комната слегка плыла, покачиваясь, как её мысли, как её бёдра в танце, и он накрыл её губы своими, сжимая пальцы на шее.
Тонкая седа платья скользнула наверх. Камайя подняла руки, задыхаясь, не понимая, что теперь делать. Губы горели. Кровь бешено стучала в ушах, в груди и животе, а щёки пылали. Прекратить это! Где её хладнокровие? Выдержка?!
Аслэг кинул платье на пол и снова отступил на шаг. Камайя закрыла глаза. Это было мучительно. Всё было не так. Она должна была прийти и хладнокровно сделать то, для чего ехала через две с половиной страны, задержаться ненадолго, а потом получить свою независимость.
Она закрылась руками, опуская голову.
- Что ты делаешь? - удивился Аслэг.
- Прости, господин Аслэг. Мне неловко.
Он подошёл ближе и положил руки ей на плечи. Пальцы скользили по коже, рисуя узоры, двигаясь без остановки, и волоски на теле встали дыбом.
Камайя задрожала. Он словно играл с ней, забавляясь тем, как её тело начинает предательски отвечать на движения его рук, помимо её воли, которой она пыталась погасить незнакомые оглушительные волны жара, что накатывали на неё и не давали дышать. Что же это такое!
- Мне сказали, что ты подготовлена, - тихо сказал он ей в ухо, втягивая носом запах от её волос. - Почему тебе неловко?
- Прости, господин Аслэг, - повторила она, одурманенная запахом его пота и мускуса, медовым ароматом керме и трав. - Ты стоишь слишком близко…
Она скорее почувствовала, чем увидела его улыбку. Его дыхание на шее обжигало, и вдруг мучительная судорога прошла по её телу, выбивая дыхание, а в глазах потемнело.
Аслэг медленно, шумно выдохнул. Его ладонь скользила по её спине, под дымом волос, и сжалась на талии, а вторая спустилась ниже, ниже… Он прижался губами к её приоткрытым губам. Его дыхание пахло керме.
Камайя стояла, будто охваченная пламенем, чувствуя, как жадно его пальцы впиваются в тело, и вдруг руки сами взлетели к его тёмным волосам, гладким, длинным. Его халат шуршал где-то в ногах. Чёртовы завязки…
Мускус, травы, травы, ладонь на её щеке, пальцы на её губах, и его упругая спина, в которую вонзились ногти. «Да?» «Да…» Его волосы вороньим крылом отгородили очаг и всё остальное, всё, всё. Его пальцы на запястьях, его дыхание на губах, на шее, медовые керме и полынь, боль и полёт, его солёная кожа и дым, пойманный в его ладони, спутанный, как сознание, как мысли, неуловимый, как этот миг, как пропущенные мгновения, смятые его пальцами.
58. Кам.Случайность
Простыни слабо пахли мылом. Камайя лежала, свернувшись в комок, и плакала.
- Почему… Почему ты плачешь? - спросил Аслэг, гладя её по голове. - Повернись ко мне.
Он поцеловал её, вытер слёзы и пропустил пальцы сквозь волосы на её затылке.
- Не плачь… Всё пройдёт. Всё пройдёт.
Она помотала головой. Эта боль ничтожна по сравнению с той, которая была в её душе. Она гордилась тем, как безупречно тело слушалось её, оттачивала хладнокровие, выдержку, училась сдерживать бесполезные порывы, но оно предало её, предало, одурманенное этим запахом от него, от его кожи и волос, от его губ. Она лежала в постели незнакомого степняка, одного из тех, кто жирными пальцами закидывал в рот куски баранины, на грязной теперь простыне, и душа надсадно ныла от осознания собственной никчемности.
- Ты лучший подарок в моей жизни, - тихо сказал Аслэг, опуская руку на её бедро. - Коснись меня.
Кончиками пальцев она провела по его виску, заправляя пряди волос за ухо, спустилась к шее и поднялась на плечо, стискивая его, пугаясь того, как пальцы, опережая её мысли или желания, двигаются по его коже, ногтями прочертила путь по предплечью к кисти, к выпуклым венам. Он перехватил её руку и целовал ладонь, глядя в глаза, обхватил ладонями её лицо и прижался лбом к её лбу, щекоча дыханием губы.
- Я не хочу, чтобы ты плакала со мной, - сказал он, плавно скользя ладонью по её коже, потом закрыл глаза и глубоко вдыхал запах земляники от её волос. - Я люблю ягоды.
Его запах заполнял ноздри, заставляя сердце биться чаще, а его пальцы не останавливались ни на миг, не давая ни малейшей возможности сосредоточиться, собраться с мыслями. Тело вдруг снова свело, сжало, обожгло накатившей глухой волной, и Камайя отпустила себя. Бесполезно. Какой смысл сейчас бороться с этим? Всего пара таких ночей, и свобода. А завтра будет новый день, светлый, не опьянённый этим безумным дурманом благовоний и терпкого, чувственного запаха, пропитавшего её собственную кожу, день, не скрытый за пеленой его волос и не заглушённый этим низким бархатным голосом в ушах, перебивающим её мысли на середине, напрочь стирающим их окончания.
Она подняла руки и провела пальцем по его губам, щеке, скользнула в волосы и подалась к нему, чувствуя его напряжение и яростно сдерживаемое желание.
- Я не буду плакать с тобой, - прошептала она, сжимая его плечо. - Не сдерживай себя, Аслэг. С тобой я не буду плакать.