Сердце того, что было утеряно

Казалось, Наджи был готов поделиться проблемами с товарищем по профессии, но внезапно в его глазах полыхнул огонь недоверия. Он принял более формальную позу.

– Мне говорили, ты руководишь строительством убежища в глубинах горы. Какие заботы привели тебя в город?

– Я же говорил, пустяки. Собирался обсудить одну идею с верховным магистром.

Вийеки хотел закончить их разговор. Если слухи о его проблемах с рабочими разойдутся по городу, Наджи воспримет его визит в дом ордена как отчаяние.

– Если увидишь мастера, передай ему, что я приду в другое время.

Наджи немного успокоился и снова перешел на дружелюбный тон:

– Вряд ли я скоро увижу его. Он то здесь, то там – такой быстрый и вездесущий, как людская молва. Старик общается с нами в основном через посыльных. Верховный магистр часто сетует на годы, но я, если удастся дожить до его возраста, хотел бы иметь хотя бы толику сил и бодрости нашего мастера.

«Возраст не всегда ослабляет своих жертв, – подумал Вийеки. – Иногда, как в случае с лордом Ахенаби, он делает их более грубыми, опасными и властными».

– Сейчас настали злые времена, – ответил он Наджи. – Магистр всецело посвятил себя работе. Мы можем лишь следовать его примеру.

После этих слов Вийеки почувствовал себя лицемером. Он попытался сменить тему:

– Ты что-нибудь слышал о сражениях на склонах горы? У тебя же много знакомых в Ордене Жертв?

Наджи печально покачал головой:

– Только мрачные истории. Маршал и генерал Суно’ку берегут силы на тот случай, если мы потерпим поражение и ворота будут пробиты. Поэтому воинов на склонах мало. Они ежедневно гибнут в схватках с северянами. Фактически мы больше не можем терять ни одного защитника, но Суно’ку вдохновляет их на новые сражения. Чем больше мы будем отвлекать северян на горе, тем дольше продержатся ворота, пусть они и так удивили многих неприступностью.

– Что ты думаешь о ней? О генерале?

Впервые маска формальности полностью исчезла с лица Наджи.

– Я думаю, она величайшая из нас! Не считая, конечно, Матери Всего. Сад благословил наш народ, дав нам ее в такое темное время. Какая отвага! Какое умение передавать эту храбрость другим людям, когда им не хватает собственного мужества.

– Да, она отважная. И свирепая. Я видел ее у Замка Спутанных Корней. И у Башни Трех Воронов.

Вийеки вспомнил те моменты, когда встречался и говорил со светловолосой воительницей – когда он поверил, что она спасет их от неминуемой гибели. К сожалению, то были только моменты.

– Я должен идти. Не хочу оставлять коменданта без присмотра.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – с усмешкой ответил Наджи. – Расседланный козел быстро начинает кусаться.

А затем он сделал странную вещь – вытянул руку и хлопнул ею по ладони Вийеки.

– Давай укрепим уважение к нашему ордену, старший помощник. Сейчас злое время, ты правильно сказал. Кто знает, когда мы снова увидим друг друга.

И Вийеки, который в последнее время часто говорил правдиво, но презрительно о недостатках Наджи, устыдился прежних слов. Он похлопал по руке коллеги чуть ниже локтя.

– Да, брат по ордену. Давай заставим мастера гордиться нами. И если мы не свидимся в этом мире, то пусть нашим местом встречи станет Сад.

Они расстались, Наджи пошел по своим делам, а Вийеки направился в глубокие туннели – к подчиненным, которые не желали работать. Поскольку мудрость верховного магистра оказалась недоступной для него, он решил справиться с проблемой самостоятельно. Этого требовал долг перед его народом и великой королевой.

Когда Вийеки спускался по парадным ступеням дома их ордена, железный таран снова ударил по внешней стороне ворот. В городе содрогнулось все, кроме самых прочных скал. Даже колокола храмовых башен зазвучали от сотрясения, и их звон напомнил ему плач напуганных детей.

* * *

Изгримнур всегда плохо спал во время боевых походов. Частично это объяснялось отсутствием Гутрун – его жены, чьи приятные гладкие формы он любил находить в постели рядом с собой. Герцогу нравилось слушать ее голос, который успокаивал по ночам и напоминал ему, что в жизни имеется нечто большее, чем сиюминутные тревоги. Этой ночью он постоянно просыпался и снова входил в навязчивый и хрупкий сон. Его старший сын Изорн – погибший сын – прорывался к городским воротам, стараясь захватить их и открыть путь в Хейхолт. Но за воротами его ожидала лишь темнота бездонной ямы. Изорн сражался уже на самом краю ужасного обрыва, и Изгримнур отчаянно пытался предупредить об опасности сына. Однако, несмотря на все усилия, он не мог издать даже мало-мальского крика. Затем, пока его безмолвный сновиденный двойник беспомощно метался на грани пробуждения, что-то ударилось с силой в бок шатра с таким громким звуком, что герцог скатился с кровати на пол.

Нащупывая в темноте свой меч, он окликнул прислужников:

– Хадди… Кар! Ко мне!

Что-то снова налетело на шатер, на этот раз царапая ткань когтями. Стенка выпячивалась то в одном месте, то в другом. Какая-то тяжелая фигура пыталась прорваться внутрь – возможно, медведь или, хуже того, один из смертоносных белокожих норнов.