Сердце трона

Дом в два этажа. На первом — просторная прихожая, гостиная и большая кухня. В прихожей на стенах несколько неброских картин, а по углам стоят высокие подсвечники. В центре гостиной низкий небольшой столик без стульев, на стене висят коллекционные ножи различных размеров и формы. Каждый уголок дома обставлен с любовью, и с первого взгляда заметно, что здесь все лежит строго на своих местах.

Ларрэт разглядывает обитель любопытными глазами. Однако, как только Айрон предлагает присесть с дороги, она старается скрыть свой интерес и говорит, что уже поздно и лучше оставить все на завтра. Айрон нехотя соглашается и провожает нас на второй этаж.

— И зачем тебе столько спален? — интересуется она.

— На всякий случай, для гостей. Мы же ночуем в отдельных комнатах? Или…

— Ах ты… — Ларрэт морщит лоб. — Напомнить, с кем ты разговариваешь?

— Со своей невестой.

— Не с женой. Какая наглость! Вен, ты слышал, что он сказал?

— Нет, — отвечаю. — Вы же ему договорить не дали.

— Я не имел ничего такого в виду, просто…

— Да ну вас. Где моя комната?

— Выбирай любую, — говорит Айрон растерянно.

В расстроенных чувствах она хватается за первую попавшуюся под руку ручку двери и исчезает за ней.

— Может, мне зайти к ней, извиниться? — спрашивает он. — Как-то неудобно вышло.

— Лучше утром.

Айрон отдает мне в распоряжение одну из свободных комнат. Мы желаем друг другу спокойной ночи и расходимся. Я захожу и присматриваюсь. Она поменьше моей в замке, но лучше: большое окно у кровати, холодный воздух. В Алтаре этой свежести не хватает. С высоты второго этажа я могу смотреть на город, хотя сейчас трудно что-либо разглядеть. Я тушу свечу кончиками пальцев и ложусь.

***

Утром я нахожу госпожу на кухне. Пахнет горелым и специями, из печи сочится темный дым. Я вспоминаю, как Ларрэт называла себя плохой хозяйкой.

— Доброе утро, — говорю.

— И тебе. Он еще спит?

— Да. Что Вы делаете?

— Я же просила на ты.

— Да, точно…

— А еще я проголодалась.

Я пытаюсь сформулировать мысль так, чтобы не обращаться к ней напрямую:

— Кажется, горючего оказалось слишком много. — Я достаю кочергой горшок из печи. Низ его почернел, еда внутри — я даже не могу распознать, что это, — подгорела еще сильнее.

— А ты умеешь готовить?

— Нет, не пробовал.

— Интересно, а Айрон? Зачем ему в доме печь и столько специй? — Она открывает дверцу шкафа и показывает все запасы.

— Может, он иногда нанимает слугу.

— Я слышала, что нет, он живет один. А ты что, опять не выспался? — Ларрэт смотрит мне в глаза. — Ведь можешь взять отпуск. У тебя, наверное, тоже есть поместьице.

— Нет.

— Здорово же иметь собственный уголок, обставлять его на свой вкус.

— Мне это не нужно.

— А где ты проводишь отпуска? Я помню, ты иногда оставлял Дэма.

— В разных местах, в основном на окраинах, где никого нет. Да и было-то пару раз.

— Я думал, мы позавтракаем в городе, — говорит Айрон из гостиной. — Что это тут у вас горит? — Он заходит на кухню в ночной рубашке.

— Кажется, я сделала что-то не так.

— Для первого раза неплохо. — Он с улыбкой смотрит на испорченный завтрак.

— Я не хотела.

— Да ничего, чувствуй себя как дома. — Чешет затылок, краснея.

— А давно ты здесь живешь?..

— Со времен учебы.

— Но университет же на Западе.

— Мы почти у границы, тут идти недолго. А Восток мне нравится больше. Я знаю здесь каждую песчинку. Кстати, сегодня ты увидишь кое-что потрясающее.

***

К обеду мы уже прошлись по многим примечательным местам и обошли весь рынок. Айрон не умолкал всю дорогу, увлеченно рассказывал обо всем, что знает, а госпожа слушала. Сначала вполуха, то и дело уходила в себя или смотрела по сторонам, а потом Айрон захватил все ее внимание. Постепенно, не сразу, но она ожила и открылась. Этого я и добивался.

Рыночная площадь — удивительное место, где можно встретить людей из самых разных сословий. Вот идут рука об руку две хорошенькие девушки в приличных платьях и смеются невесть чему; повернешь голову налево — там мужчина в оборванной рубахе, с намозоленными ногами и печальным, усталым лицом держит за руку маленького сына, напротив, счастливого и с простенькой игрушкой в свободной руке. Пройдешь еще немного, оглянешься по сторонам — вон двое мужчин обедают и обсуждают сделку, а слева от них сидит сгорбленная старушка и продает безделицу из дома.

Людей много, но большинство не замечают друг друга. Каждый занят своим делом, а если вдруг и слышишь чьи-то голоса, так это продавцы во всеуслышание восхваляют товар или покупатели пытаются сторговаться. В общем-то, и хорошо, что на нас не обращают внимания.

— Ну как тебе? — спрашивает Айрон у нее.

— Это так замечательно! Я аж чувствую себя человеком. Нормальным, обычным человеком, который может спокойно выйти на улицу, увидеть мир, людей… Этого мне не хватало всю жизнь.

— Я чувствовал то же самое, когда впервые тут оказался. До десяти лет меня одного никуда не выпускали, а если отец и брал меня с собой, так держал чуть ли не за шкирку.

— Неудивительно. Он боялся потерять тебя в этой суете.

— Вон, видишь, мальчишки лет пяти закупаются едой, а те вообще сами торгуют. А мне десять было.

— Ты рассказал отцу о нас?