Сердце умирает медленно

Металлический запах, поднимающийся от ее сочащихся кровью ран, он меня пьянил. Пахло страхом, болью, раскаянием и… искуплением. Чем больше она страдала, тем больше освобождались мы оба. От ее грязи, ее предательства, ее лжи.

– Ну-ну-ну, сладкая… – запустил пальцы в ее волосы и наклонился ниже. Придавил ее своим весом и медленно втянул кисловато-терпкий запах пыли и пота. – Ты же понимаешь, придется потерпеть. Иначе – никак.

– Нет… – ее голос снова приобретал противные, истерические нотки, сильно раздражавшие меня.

Они взрывали мозг, точно тяжелые, скрипящие от старости жернова.

– Не зли меня, пожалуйста, – попросил, морщась. Сжал пальцы в кулак, подтягивая ее затылок к своему лицу – следом за прихваченными волосами. – Не зли, детка. Во всем этом только твоя вина. Ты же знаешь? – превозмогая боль, сглотнул и вдохнул побольше воздуха. И вдохнул ее запах, – мне тоже больно. Очень, – коснулся лбом ее затылка и всхлипнул отрывисто, совсем как она. – Выход лишь один, сама понимаешь. Мы не можем быть вместе, пока на тебе его следы. Их следы. Тебе нужно очиститься…

Ее плач эхом отдался под сводами стен. Рассыпался на сотни маленьких стонов, обвился вокруг моей шеи тугим узлом, сдавил легкие.

Мы страдали вместе. Опять.

Это была наша общая боль.

– Скажи, что тебе жаль, детка. Скажи, – попросил, прижимаясь к ней сильнее.

Корни ее волос затрещали от сильного натяжения, обезумевшие от ужаса глаза уставились в потолок.

– За что? – прохрипела она, хватая ртом воздух.

Пришлось усилить хватку. Теперь затрещали ее шейные позвонки.

– Да, да! – завопила. – Мне жаль!

Отпустил, позволив ей удариться лбом о столешницу.

– Я рад.

По моей щеке покатилась слеза.

– Боль… она исцеляет, – подтянул к себе столик, на котором лежало все необходимое, и застыл, разглядывая сквозь прорези в мешке ее бледную кожу, покрытую каплями пота. – Тебе очень повезло, что я готов простить тебе твой грех. Все будет по-прежнему, обещаю. Мы снова будем вместе, когда этот ад закончится. Я помогу тебе пережить боль, как однажды пережил свою. А ты раскаиваешься?

– Мм… – обессиленно промычала она.

Я смотрел на ее крепко связанные запястья, покрасневшие от веревок. На багровые синяки на крепких бедрах. На запекшуюся кровь на идеально белой спине. Слышал, как быстро и рвано бьется ее сердце, как сбивается от ужаса дыхание. Мои глаза заволокло слезами.

– Что ты сделала с нами? – закусил губу до боли. До бешеной пульсации в ушах. До привкуса крови во рту, смешивающегося с каплями соленых слез. – Ты все испортила. Ты разрушила то, что было. И теперь мне придется все исправить. Исправить.

– Пожалуйста… – из последних сил всхлипнула она. – Нет. Только не это снова…

Я положил свои ладони на ее раны, заставив вздрогнуть.

– Вот что мне приходится с тобой делать, детка. И все из-за тебя!

– Нет…

– Зачем тебе это нужно было? Ведь все было хорошо! Неужели я плохо с тобой обходился? Ведь нам же было хорошо вместе… Или ты всегда обманывала меня?

Она задергалась, в последний раз проверяя веревки на прочность. Чувствовала приближение неминуемого, но еще надеялась его избежать.

– Пришло время избавления от боли.

– Нет! – заорала она, судорожно извиваясь. Ее голос жутко скрипел, точно старые ржавые ножницы. – Кто ты?! Кто ты такой?!

Я ждал, когда она успокоится. Когда перестанет дергаться. Предвкушал момент, когда смогу коснуться ее кожи холодом стали. Момент единения, избавления от грязи, истинного очищения. Меня почти трясло от наплывающего волнами желания. Но я медлил. Хотелось запомнить ее такой: беспомощной, раскаявшейся, открытой. Чтобы насладиться сполна.

– Пора, – произнес тихо, когда она снова обмякла.

Потянулся к столику.

– Нет, не надо, прошу! – заметалась девушка, натягивая до предела путы. Ее зрачки расширились при взгляде на меня, словно она не человека увидела, а мерзкого червя.

«Глупая. Все еще не поняла, что так нужно».

– Прошу вас…

– Мне тоже очень больно, – прошептал я, чувствуя, как горячие дорожки слез бегут по моим щекам. – Но все будет хорошо, вот увидишь. Я все исправлю…

Увидев длинную иглу в моей руке, она пронзительно закричала. Ее возглас гулким эхом отразился от толстых бетонных стен. Пришлось надавить сверху локтем, чтобы не дергалась и не испортила мою работу.

Я провел ладонью по ее спине и тяжело вздохнул, затем собрал кожу в складку и медленно стал вонзать иглу. Она прошла сквозь нее, как сквозь масло. Издав нечеловеческий вопль, девушка дернулась и опять потеряла сознание. Толстая красная нить скользнула следом за иглой, оставляя ровный, красивый стежок. Аккуратной круглой каплей на коже выступила кровь. Стоило ее задеть, и она растеклась сначала мелкой лужицей в углублении между моих пальцев, а потом побежала вниз, к талии, уже тонкой струйкой.

«Божественно»…

«Просто прекрасно»…

Сняв с головы душный мешок, я положил его на столик. Мне не терпелось скорее продолжить. Через пару секунд острие снова пронзило белую кожу, покрытую мурашками и красными разводами. И новая капля крови выступила на ее поверхности, символизируя жертву, которую мы приносили за очищение от греха.