Сердце в опилках

После первого же выхода клоуна зал нетерпеливо ждал его следующего появления. Это был полный человек, всячески обыгрывающий свою фигуру. Нос — картошкой, глаза узкие, прищуренные. Редкие длинные волосы, похожие на паклю, свисали сзади почти до плеч, спереди они отсутствовали совсем… Его полные щёки топорщились от постоянной лукавой улыбки. Говорил он мало глуховатым тенорком и в жизни, и на манеже. Гримировался не более пары минут: чуть подводил глаза для выразительности, трогал помадой губы и пудрил лицо. Всё остальное ему подарила природа. В ассистентах у него был высокий, интеллигентного вида, молодой человек. Его звали Евгений, он учился на предпоследнем курсе ГИТИСа на отделении режиссуры цирка. Студент-ассистент, видимо считая себя уже состоявшимся режиссёром, частенько вступал в творческие дискуссии с «мэтром», высокомерно держа голову и допуская покровительственный тон. На манеже такой образ как нельзя лучше оттенял «простофильство» Смыкова и последний всячески поощрял это. Но за кулисами, в быту, выступления «пока ещё не режиссёра» обычно заканчивались лаконичным Смыковским: «Жень! Не п…ди!..»

В некоторых репризах Смыкову помогала жена. Они были одного роста и одной «весовой категории». Уморительно было наблюдать за ними в сценке «бокс». Смыков в длинной ночной рубашке мелкой трусцой семенил за женой вокруг манежа. Их животы синхронно и комично тряслись в такт бегу. Два «тяжа», как окрестил их Пашка, медленно пробегали мимо зрителей первого ряда, которые сидели согнувшись от хохота.

Пашка «уливался», когда Смыков в репризе «Одиннадцать пальцев» не мог отыскать тот самый одиннадцатый. Ассистент Евгений утверждал, что у того их именно столько. В доказательство — начинал считать, загибая пальцы на руке клоуна:

— Десять, девять, восемь, семь, шесть. Шесть! — подводил итог он на правой руке. Смыков кивал и оставался со сжатым кулаком. Евгений поднимал его левую руку и снова начинал считать:

— Раз, два, три, четыре, пять. Пять! — констатировал ассистент. — Пять и шесть сколько? Одиннадцать! Я выиграл! — Величавой походкой павлина, распушившего хвост, Евгений самодовольно отходил в сторону. Клоун сравнивал кисти рук, симметрично складывая их — вроде одинаковые! Считал, пересчитывал…

— Странно, с утра было десять!.. — недоумевал клоун.

Каждый его пересчёт не повторял предыдущий. Он доходил до девяти, в нём закипала радость близкого успеха, и… снова удивлялся, в который раз насчитывав одиннадцать. Зрители, в прямом смысле, от смеха сползали со своих мест.

В конце репризы Смыков, конечно, «наказывал» своего хитреца-партнёра. Тот, в свою очередь, не мог отыскать десятый палец, вдруг «исчезнувший» в перчатках клоуна — так высокомерие и хитрость побеждалась умом…

У Смыкова было много реприз. Все, без исключения, невероятно смешные, остроумные, благодаря актёрскому таланту и фактуре.

Обычно, в первом выходе он выезжал на манеж на тройке свиней и работал целый номер с животными, которые здорово напоминали самого клоуна. Народ сразу обращал на это внимание — чего Смыков и добивался. Но в этой программе свиней не было. Они находились на съёмках художественного фильма в местной киностудии, куда ежедневно ездил клоун. Поэтому он работал «облегчённый» вариант, но зрителю от этого было «не легче…»

Дядя Толя, как звал Смыкова Пашка за кулисами, частенько наведывался на конюшню к своей новой подопечной, которая при встрече громко хрюкала, повизгивая от радости. Кличка «Краля» тому сразу понравилась. Он поблагодарил Захарыча и его помощника за «чувство юмора», пообещав «магарыч». Через день он принёс шмат домашнего сала, пошутив, что это один из партнёров, который вчера плохо отработал. При этом подмигнул Пашке, который сначала было принял всё за чистую монету.

— Я партнёров «не жру!..» — успокоил он молодого служащего, одновременно высказав свою «позицию в искусстве». О порядочности этого артиста ходили легенды.

Пашка заметил, что Котова переставала материться и кламбурить, как только в её обществе появлялся Смыков. Они каждый раз радостно жали друг другу руки и тепло разговаривали. Было ощущение, что встречались родственные души, два близких человека.

— Смыков однажды помог Люде — отстоял её перед начальством, при этом сам крепко пострадал, хоть они и были мало знакомы. Всё рассказать не могу, да и не хочу — история давняя, мерзкая. — Захарыч чуть приоткрыл завесу тайны зародившихся когда-то человеческих отношений и тут же её задёрнул. — У нас любят «собак» и ярлыки вешать на хороших людей…

В этом городе у Смыкова с самого начала не сложились отношения с местной администрацией. Директор цирка периодически «сигнализировал» в Главк, мол, в связи с облегчённым вариантом работы клоуна, снижается «творческий уровень» представления! Примите меры — запретите сниматься!..

На самом деле, главная причина крылась в том, что некогда высокого уровня аппаратного работника, а теперь — всего лишь директора цирка, публично послал какой-то «толстый клоун, шут»!