Сердце в тысячу свечей (СИ)

– Я все решил, и хватит. Если хочешь меня сдать Сноу – иди и рассказывай, а нет – тогда замолчи. Я не вчера решился, так что оставь, как есть.

– Пит…

Отталкиваю ее.

– Уходи! Перед казнью каждый имеет право побыть наедине с тишиной.

Кларисса не слушается, топчется на месте, и мне приходится прикрикнуть на нее, чтобы она попятилась к двери.

– Одумайся… – просит капитолийка.

Это доводит меня едва ли не до бешенства.

– О чем тут думать? Ударили по одной щеке, так подставить другую? Забыла что со мной сделали? Или забыла по чьему приказу? Оставить все как есть – продлить свою агонию навечно! – перевожу дух. – У меня будет только одна попытка! И я не упущу этого шанса. Если Сноу умрет – и я, и Китнисс обретем свободу!

– Ты не сумеешь испробовать этой свободы…

– А я – для Китнисс! Я собирался умереть за нее еще на первых Играх, помнишь? Придется все-таки выполнить обещание, но мне не жаль, Китнисс – единственное, что для меня важно!

– Думаешь, твоя смерть ее не сломит? – добивает Кларисса.

Этот вопрос выбивает меня из спора. Опускаю плечи и сам весь сжимаюсь.

– Ей все равно… – не глядя на Клариссу, произношу я.

– Ты не прав…

Вскидываю руку.

– Довольно! Уходи, пожалуйста, уходи, Риса. Не добавляй мне терзаний…

Против воли, но она уходит, оставив меня наедине с пустотой. Оседаю на кровать, схватившись руками за голову.

«Моя смерть не сломит Китнисс… Она лишь обретет свободу, это все, что я могу ей дать», – раскачиваюсь, и вправду, как безумец.

– И себе… – вслух добавляю я.

***

Время летит стремительно, и когда входит миротворец, чтобы проводить меня к месту церемонии, я готов и собран. Мы идем не спеша, солдат даже специально медлит.

– Слушай барабаны, – говорит он, когда мы спускаемся по лестнице, – они будут сигналом.

Недоуменно смотрю на него.

– Сигналом к чему?

– Просто слушай, – отрезает миротворец и вновь натягивает на себя маску отстраненности.

Я сбит с толку, оглядываюсь вокруг, но ничего в убранстве дворца не поменялось – как и всю последнюю неделю пространство вокруг белеет сотней мундиров: Сноу собрал во дворце целую армию.

В сотый раз напоминаю себе, что это не должно усложнить мою задачу: единственный козырь – неожиданность, и тогда не важно, как много миротворцев выставит рядом со мной президент.

Мы останавливаемся около высоких дверей, ведущих на дворцовую террасу, и я слышу, как снаружи шумит толпа, пришедшая поглазеть на праздник. Втягиваю в себя воздух и мимолетным движением проверяю нож – все в порядке.

– Привет.

Тихий голос позади заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Китнисс. Она стоит за моей спиной, грустная, но невыразимо красивая. Белые розы, вплетенные в косу, оттеняют чернь волос, но только подчеркивают нежность платья, сотканного из паутинок кружева.

«Моя невеста, – напоминаю себе c придыханием. И тут же одергиваю: – Уже почти вдова.»

– Это плохая примета – увидеться до свадьбы, – неловко говорит Китнисс, зачем-то пряча взгляд.

У меня вырывается горькая усмешка: ей даже смотреть на меня неприятно, что уж до остального. Впрочем, я знал, что так и будет. Боялся этого, и вот… Совершенно не к месту вспоминаю, что та же Ребекка знала про меня гораздо больше, чем Китнисс, но не отказалась, не швырнула в бездну одиночества.

Хотя, все пустое. Ничего не изменить.

– У нас с тобой все не как у всех, – говорю я, и она, наконец, смотрит мне в глаза.

Облизываю губы, которые внезапно начинает колоть от желания поцеловать Китнисс. Если скоро моя жизнь кончится, другой возможности у меня не будет. И я делаю несколько шагов к ней, не спрашивая, притягиваю к себе и заламываю Китнисс руки, когда она пытается отстраниться. Пусть ее слова протеста режут, словно лезвия, и пусть ее губы не приоткрываются навстречу моим — я целую вопреки.

Вопреки прошлому и будущему.

Наперекор настоящему.

Завтра утром, скорее всего, я уже буду мертв.

Когда я отстраняюсь, Китнисс почему-то не отталкивает, все еще стоит так близко, что я ощущаю ее дыхание на своей коже. Глаза в глаза. И на короткое мгновение можно поверить, что у нас есть то самое «завтра».

– Я люблю тебя, – зачем-то признаюсь ей, это не честно – говорить такое, но слова сами слетают с языка.

Только вот она ничего не произносит в ответ, только смотрит долго и пристально.

– Пора, – одергивает нас подошедшая Кларисса, и я позволяю капитолийке отвести Китнисс в сторону, чтобы дать последние наставления.

Тук-тук, тук-тук – это колотится мое сердце, или стучит барабан? Почему я снова думаю про эти барабаны? Что имел в виду миротворец? Осматриваюсь, выискивая среди собравшихся именно того мужчину, но его и след простыл.

Наконец, все начинается. Под гимн Панема солдаты распахивают двери, и я, взяв Китнисс под руку, веду ее навстречу солнцу – оно яркое, даже слепящее, такое бывает ранней весной, едва природа отходит ото сна.