Сердце ведьмы

– Считайте, что я оплакиваю потерянную свободу и независимость.

– Для вас так значима эта потеря?

– Не то слово, я в жуткой депрессии, и платье единственный способ её хоть как-то выразить, – иронично протянула Миранда, решив немного подыграть супругу.

– Вы огорчаете меня, миледи, – герцог нахмурился.

– Вы предпочли бы, чтобы я скрывала это?

– Конечно же, нет, просто я не понимаю, что может быть хорошего в жизни одинокой беззащитной женщины.

– Хорошее только одно, её никто не будит по утрам, пихая под нос гору платьев, в которой она не разбирается абсолютно, и не требует срочно выбрать что-то подходящее именно к завтраку, а когда она полагается на выбор камеристки, её не обвиняют, что надела она траурное платье, выражающее абсолютно нерадостное настроение. Я, милорд, не привыкла выражать своё внутреннее состояние платьями. Для меня платье – это лишь платье, и не более того.

– Но минуту назад вы сказали абсолютно противоположное.

– Я сказала то, что хотели услышать вы, и только. Но вы почему-то очень этим огорчились, и я оказалась в полной растерянности. Я не знаю, что вам говорить, чтобы в итоге вы были довольны.

Герцог обернулся к Лидии, уже закончившей шнуровать платье и в испуге сжавшейся под его строгим взглядом:

– Ты посоветовала герцогине, какое платье надеть?

– Да, Ваша Светлость…

– Вышла вон.

Герцог сделал нетерпеливый жест рукой, и камеристка быстро выскочила за дверь.

– Почему не сказала сразу?

– Что не сказала? Что ничего не понимаю в том, с какими рукавами должно быть платье, чтобы надеть его к завтраку, или что после того, как вы вчера меня напоили, голова у меня раскалывается, и я еле стою на ногах и мне абсолютно всё равно, что будет на мне надето? Что я должна была вам сказать при этой молодой особе, кичащейся своим происхождением? – выдохнула с раздражением Миранда и тут же пожалела о сказанном. Она ведь решила, что не станет спорить с герцогом, а сама снова ведёт себя как несдержанная идиотка.

– Здорово ты меня приложила. Вот даже, что ответить тебе, не знаю… Хотя знаю, тебе с самого начала надо было сказать, что плохо себя чувствуешь и болит голова, и разговор пошёл бы совсем в другом русле.

– Извините, милорд. У меня действительно она очень болит, и поэтому я не сдержалась. Я постараюсь впредь вести себя более подобающим образом.

– Да ладно… Мне впору самому у тебя извинения просить. Мог ведь и не углубляться в это обсуждение. Но не ожидал именно это платье на тебе увидеть, а потом ты действительно озвучила мои опасения, прям слово в слово.

– Извините, милорд… – повторила Миранда, удивлённая его реакцией и словами.

– Кстати, может, тебе лекаря пригласить? Голова очень сильно болит?

– Терпимо. Это от вина. Я не привыкла его пить. Надеюсь, скоро пройдёт.

– На завтраке присутствовать сможешь?

– Да, особенно если напрягать мозги будет не нужно.

– Не нужно, я постараюсь, чтобы тебе было комфортно.

– Спасибо, – она нежно улыбнулась ему и благодарно коснулась его руки кончиками пальцев.

– Чёрт, – он перехватил её ладонь и сильно сжал в своей руке, – когда ты так улыбаешься, мне становится не до завтрака и это платье хочется разодрать наподобие твоего… Давно такого со мной не было.

– Милорд, приберегите пыл до вечера, а то у меня или платьев не останется, или я научусь никогда не улыбаться.

– Я после завтрака заставлю тебя его снять. Всё равно к обеду менять будешь.

– Да вы деспот, Ваша Светлость. Я точно скоро разучусь улыбаться.

– Может, и деспот, но, если научишься так улыбаться, несмотря ни на что, не останешься в накладе…

– Я попробую, но вот обещать не могу. Женщины существа нежные и ранимые, им улыбаться, несмотря ни на что, крайне сложно. Особенно когда им пообещали комфорт во время завтрака и его же грозятся нарушить…

– Уела. Пойдём, не стану больше его нарушать. Твоё спокойствие ближайший час гарантировано.

Глава 21

Миранда постепенно обживалась в замке, она привыкла переодеваться к каждой трапезе, уяснив, что отказ следовать этой традиции может трактоваться исключительно как её демонстрация и протест чему-то. Точно так же как отсутствие улыбки и её хорошего настроения. Любая попытка открыто выказать недовольство пресекалась, хотя, отдать должное герцогу, физическое насилие ни против неё, ни против своего сына он не применял. Сыну обычно хватало суровой отповеди, а с ней он иронично полемизировал, иногда с усмешкой сетуя, что знал, кого берёт в супруги, и вложить то, что не вложено от рождения, задачка явно непростая, но исходя из примеров Писания, представляется всё же возможной, и это дарит ему надежду.

К концу месяца Миранде даже начала нравиться жизнь в замке. И с герцогом у неё сложились достаточно доброжелательные и даже в какой-то степени доверительные отношения. Она встречала его из поездок и с охоты, расспрашивала о новостях, старалась морально поддержать и порой осторожно исподволь что-то посоветовать.

А в начале следующего месяца, в один из дней, после завтрака, когда герцог начал собираться с сыном на охоту, в замок неожиданно прибыл гонец Его Святейшества с четырьмя охранниками.