Сердце Ведьмы

Первая – о волке, которого она видела. Огромный зверь, дышащий огнём из своей зубастой пасти, был зеленоглазым и до боли знакомым, отчего она пригляделась к собственному сыну, щенку-переростку, который мирно спал в ногах на кровати. Этого не может быть… Ведь так?

Вторая – о смерти. Множестве смертей… Она отстранилась от видения как раз там, в самом конце, чтобы не видеть того, чем всё закончится. Она не хотела этого знать. Если это и впрямь Один вынуждает меня обрести это знание – а в этом она не сомневалась, – значит, он хочет выяснить, как умрёт.

А третья…

Ангербода осторожно перевернулась и посмотрела на Локи, который пошевелился, но не проснулся; она провела рукой по его изуродованному шрамом рту и с закрытыми глазами потёрлась носом о нос.

Я видела, как ты вёл корабль, полный мёртвых душ, в битву против богов, – хотела сказать она ему. – Но как такое возможно? Мёртвые никому не подчиняются, а ты причисляешь себя к асам…

Во второй раз, когда она увидела его во сне, стало ещё хуже, и от воспоминаний об этом у неё скрутило живот.

Я видела, как тебя схватили.

Не помню, что ты сделал, да и знала ли я это вообще, но ты был жестоко наказан. И тебе было больно. Так больно…

Что же ты натворишь, чтобы заслужить такую расправу, и как я могу помешать тебе ввязаться в это?

Но каким-то образом Ангербода понимала, что ей не следует вмешиваться в ход событий, потому что во сне он был не один: рядом с ним, скованным по рукам и ногам, находилась другая – женщина, в которой она почему-то явственно признала Сигюн. Даже сейчас, когда черты женщины померкли в памяти, ведьма помнила чувства, что отражались на её лице: несчастье, даже скорбь. Вытянув руки, она держала чашу над Локи, чтобы собрать в неё яд нависшей змеи. Слёзы текли по её лицу каждый раз, когда ей приходилось отодвигать чашу, чтобы опорожнить.

Ангербода всё ещё слышала его крики в своем сознании, когда отрава обжигала его лицо. И рядом с ним сидела Сигюн, как воплощение истинной преданности.

Но я никогда не увижу твоих страданий. Что помешает мне прийти и спасти тебя от столь ужасной участи?

Что станет со мной, с нами, что не позволит мне быть рядом с тобой?

Ангербода снова натянула на них одеяло и ещё теснее прижалась к мужу, чувствуя жар его кожи. Снаружи гремел гром, но Локи по-прежнему не просыпался. Она завидовала тому, каким безмятежным он казался во сне – единственное время, когда он пребывал в спокойствии. И ведь он даже не подозревал о женщине, что так крепко обнимала его сейчас, так не желала отпускать.

Локи и в самом деле не догадывался, в какой безопасности находится рядом с ведьмой.

Какая-то часть её души понимала, что их отношения не будут длиться вечно, потому что вечность – это довольно долгий срок, а её мужу быстро всё наскучивало. И тем не менее её вновь и вновь терзал вопрос:

Где же буду я, когда тебя настигнет столь ужасная судьба?

После той ночи Локи, казалось, не решался уйти даже ненадолго. Хель и Фенрир были вне себя от радости, увидев его на следующее утро после сна Ангербоды. Они тоже не хотели выпускать его из виду.

В последующие дни колдунья чувствовала себя тревожно по причинам, которые ей не удавалось точно выразить. Поначалу она подозревала, что это из-за видения, догадывалась, что отчасти тревоги были связаны с беременностью; женщина не могла не гадать, какую форму примет их следующий ребёнок, и это тяготило её.

Однажды днём она смешивала зелья под пристальным взглядом Хель, которая постоянно металась между матерью и отцом, когда в гости заглянули Скади и Гёрд. В это время Локи играл в перетягивание каната на полу с Фенриром, используя большую кость в качестве верёвки. Это привело к тому, что огромный волчонок протащил его по пещере и до самого порога.

– Папа, Скади пришла, и с ней ещё кто-то!

Ангербода напряглась, и они с мужем переглянулись. Через две секунды раздался стук в дверь, и Локи, всё ещё сидя на полу, бросил кость Фенриру, чтобы тот подобрал её. Затем он повернулся ко входу в пещеру и потянулся к дверной ручке.

– Локи, не надо… – начала было ведьма.