Сердце Ведьмы

Ведьма знала, что скоро наступит момент, когда ей придётся разбираться с тем, что она видела, – и змей, и волк… вряд ли это случайное совпадение, что теперь у неё как раз двое сыновей, которые приняли облик существ из видения? – и придется смириться с тем, что всё это значит для неё и её маленькой семьи.

Но сегодня она просто хотела быть счастливой.

Локи забрался в постель последним, убедившись, что огонь в очаге не угаснет. Он лёг, прижавшись к Ангербоде, лицом к ней и детям, согнув локоть и подперев голову рукой.

– Он милый, – произнёс муж, глядя на Ёрмунганда. – В своём роде. Интересно, заговорит ли он, как Фенрир? А ещё – вырастут ли у него огромные клыки и будет ли он есть людей? Вот было бы здорово, да?

Ангербода снова отбросила мысли о своём видении и вместо этого закатила глаза.

– Что у тебя за навязчивая идея по поводу поедания людей?

– У меня много врагов. Так что я считаю, было бы удобно иметь сыновей, которые могут проглотить их целиком. Раз – и нет проблем.

– Иногда, – ответила Ангербода довольно сухо, – мне хочется, чтобы все наши проблемы наяву решались так же легко, как в твоей голове.

– И мне, – согласился Локи, натягивая на них меха, и вскоре все уснули.

Локи почти не покидал их в ту зиму, и Ангербода была благодарна ему за это; сезон оказался долгим и суровым. Большую часть времени они проводили свернувшись калачиком в постели с детьми, не желая тратить слишком много сил на другие дела – хотя дети, казалось, не осознавали этого. Хель всё ещё опасалась Фенрира после того, как он укусил её за руку, но это не мешало им бегать по пещере вместе, восторженно визжа, и, конечно, Локи только поощрял их выплескивать лишнюю энергию. В тёплые дни Ёрмунганд скользил вместе с ними.

Потом они снова падали в кровать, и Локи рассказывал им истории, пока Ангербода дремала рядом. Этой зимой она спала больше, чем за всё последнее время, – в основном благодаря присутствию мужа и детей, которые в любое время находились не дальше чем в нескольких футах от неё. Их близость помогала укрепить разум против таинственного голоса, который она всё ещё ощущала на периферии своих снов – он, казалось, держался на расстоянии с тех пор, как чуть не отправил её за грань.

В результате ведьма лишь немного погрузилась в видение, прежде чем смогла отстраниться. Она не нырнула в самую бездну, не узнала всех подробностей, не увидела трагической развязки. И ей хотелось бы, чтобы так всё и оставалось.

Иногда, когда Локи и Ангербода были уверены, что дети крепко спят, они выскальзывали из кровати и перебирались к очагу. Большую часть времени они просто ленились и нежились в объятьях друг друга, молчали по несколько часов, прислушиваясь к снегопаду и завываниям ветра снаружи, блаженствовали от потрескивания огня, чувствуя его тепло на руках и лицах.

В таких ночах не было ничего особенного, но колдунья всё равно дорожила ими. Время мало что значило для Ангербоды до появления детей и Локи, но эти четверо дали ей возможность по-особенному ценить те быстротечные тайные мгновения, которые могли показаться обычными для других, но становились важнее для неё всякий раз, когда она их замечала.

Большую часть зимы Ёрмунганд провёл у матери на шее или свернувшись у неё на груди, впитывая её тепло и не занимаясь ничем другим. Когда он не был с ней или перед очагом, то впадал в глубокий сон. Змей почти ничего не ел, но с наступлением весны оживился и начал бурно расти. Он теперь сам добывал себе пищу в лесу, который в этом году был зеленее, чем когда-либо прежде.

К началу лета их младший сын в длину сравнялся с ростом отца, то есть вырос довольно длинным, а в толщину был примерно с шею Ангербоды. Она подозревала, что он мог бы проглотить человека целиком, если бы всерьёз попытался, хотя, к её облегчению, он этого не делал. Тем не менее она не спускала с него глаз – Хель стала бы для него лёгкой добычей.

Дочери исполнилось пять, но она по-прежнему была совсем малышкой. Её волнистые чёрные волосы спадали до талии, а зелёные глаза казались огромными на крошечном бледном лице. Она регулярно помогала матери в саду, но чаще расхаживала взад и вперёд по поляне, очевидно скучая, снова и снова вертя в руках своего игрушечного волка.

Ёрмунганд ещё не начал говорить, но ему было всего шесть месяцев от роду, так что Ангербоду это не особо тревожило. Иногда его голос звучал в её голове, но только слогами, они не складывались в слова – даже в «маму», первое слово волчонка Фенрира. Они с Фенриром, чья лобастая щенячья голова теперь была на уровне локтя женщины, часто огрызались, шипели и рычали друг на друга, но шутливо, по-братски.

Локи, конечно, только раззадоривал их. С окончания зимы он не отлучался больше чем на месяц, и ведьму это радовало.