Сердце Волка

Племя уже готовилось к отправке в Лес, когда Торак разыскал Ренн. Устроившись возле большого костра, она растирала в ступке охру для предстоящего похоронного обряда.

На лице у нее речной глиной были нанесены полоски – знак траура у племени Ворона, – но полоски уже успели расплыться: слезы прорыли в глине бороздки. Никогда раньше Торак не видел, чтобы Ренн плакала. Заметив его, она принялась старательно моргать, стряхивая с ресниц слезы.

– Ренн, – сказал он, присаживаясь возле нее на корточки и стараясь говорить как можно тише, чтобы никто их не услышал, – я хочу кое-что рассказать тебе. Дело в том, что когда я поднялся на Сторожевую Скалу…

– А что ты там делал?

– Я нашел там следы.

Саеунн окликнула Ренн с противоположного конца поляны:

– Идем, Ренн! Пора!

– Здесь есть кто-то чужой! – твердо заявил Торак. – И я его видел!

И снова колдунья позвала Ренн.

– Торак, я должна идти! – Ссыпав охру в мешочек и сунув его в сумку с целебными травами, Ренн вскочила. – Мы недолго. Расскажешь мне все, когда я вернусь, хорошо? И следы покажешь.

Торак кивнул, стараясь не встречаться с ней взглядом. Его ведь уже не будет здесь, когда она вернется! А сказать ей, что уходит, он не мог, потому что она, конечно же, попытается остановить его или потребует взять ее с собой. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Если Фин-Кединн прав и существует возможность того, что Пожиратели Душ пытаются заманить его, Торака, в ловушку, то уж жизнью Ренн он рисковать никак не намерен. Впрочем, и своей собственной тоже.

– Мне очень жаль, что тебе нельзя с нами пойти, – сказала Ренн, и на душе у Торака стало еще хуже. Затем она убежала, чтобы занять место во главе племени рядом со своим дядей Фин-Кединном.

Торак смотрел, как племя Ворона уходит в Лес. Он знал, что сперва они унесут тело Ослака довольно далеко от стоянки, а потом начнут строить Помост Смерти – небольшое возвышение из стволов и веток рябины, – на который возложат тело покойного головой против течения реки. И, подобно лососям, души Ослака отправятся в свое последнее странствие вверх по реке, к Высоким Горам.

Обряд у Помоста Смерти короток; попрощавшись с покойным, племя оставит его тело в Лесу, чтобы оно стало пищей обитателей Леса, которые прежде, при жизни, служили пищей самому Ослаку. А через три лунных месяца Ведна соберет его кости и отнесет их на кладбище племени. И в течение пяти ближайших лет ни она, ни кто-либо другой не станут произносить имя Ослака вслух. Этот закон соблюдается очень строго – иначе души умершего могут начать вмешиваться в жизнь живых, а это сулит множество неприятностей.

Стоя на поляне, Торак смотрел вслед процессии, пока последний человек из племени Ворона не исчез в Лесу. На стоянке остались только собаки, сторожившие улов лосося. Чувствуя себя безмерно одиноким, Торак бросился собирать пожитки.

В свой легкий плетеный ранец он сунул небольшой новый бурдюк для приготовления пищи, мешочек с целебными снадобьями, трутницу, рыболовные крючки, отцовский нож, завернутый в кусок сыромятной кожи, и материн рожок с охрой; отдельно положил лук, колчан со стрелами и скатанный спальный мешок; за пояс сунул небольшой базальтовый топорик. Он старался не вспоминать о том дне, когда прошлой осенью вот так же спешно собирал пожитки, а рядом умирал его отец…

Торак стиснул в руке рукоять нового ножа, подаренного ему Фин-Кединном. Этот нож действительно был легче и удобней для него, чем отцовский, но ни один нож на свете никогда не сумеет заменить бесценный дар отца…

«НЕ СМЕЙ ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ! – приказал он себе. – Сейчас самое главное – поскорее убраться отсюда подальше, пока они не вернулись, и на этот раз не забыть прихватить с собой хотя бы небольшой запас еды».

После того, что случилось с Ослаком, он видеть не мог лососину: ни копченую, ни вяленую в виде сухих лепешек, сдобренных ягодами можжевельника. Вместо рыбы он взял несколько ломтиков вяленой лосятины из той связки, что висела в жилище Тулла. Этого ему должно хватить на те несколько дней, которые потребуются, чтобы добраться до Сердца Леса.

Но сколько дней займет этот путь? Три? Пять? Торак не знал. Он никогда даже близко к этим местам не подходил и за всю свою жизнь видел только двух обитателей лесной чащи: молчаливую женщину из племени Благородного Оленя с красной полоской в волосах, сделанной «кровью земли», и ту девушку с дикими глазами из племени Зубра, череп которой был так уродливо облеплен желтой глиной. Ни та ни другая не проявили к нему ни малейшего интереса, и, несмотря на то что он тогда сказал Фин-Кединну о своем родстве с племенем Благородного Оленя, на теплый прием в этом племени он вовсе не рассчитывал.

Когда он проходил мимо жилища вождя, его словно ударило: ведь он, возможно, навсегда покидает племя Ворона!

«Сперва ты потерял отца, потом Волка. Теперь вот Ослака, и Фин-Кединна, и Ренн…»