Сердце запада

– Слушайте, вы завезли меня в вашу проклятую степь – разве я просил вас об этом? Дайте мне хоть что-нибудь выпить, а то я разнесу все на мелкие куски!

Ренси видел, что нервы бродяги были напряжены до крайности. Он послал одного из мальчишек в усадебный дом за стаканом виски. Кудряш залпом выпил его, и глаза его выразили благодарность, напоминавшую преданность собаки.

– Спасибо, хозяин, – сказал он спокойно.

– Вы находитесь в тридцати милях от железной дороги и в сорока милях от ближайшего трактира, – сказал Ренси.

Кудряш беспомощно повалился на ступеньки лестницы.

– Идемте со мной, раз вы уж попали сюда – продолжал Ренси. – Не можем же мы вас вышвырнуть в степь. Кролик и тот бы вас разорвал на куски.

Он повел Кудряша под большой навес, где хранились усадебные повозки. Там он раздвинул парусиновую походную кровать и принес одеяло.

– Не думаю, чтобы вы могли заснуть, – сказал Ренси, – раз вы проспали целые сутки. Но вы можете здесь остаться до утра. Я пошлю к вам Педро с едой.

– Не могу уснуть! – сказал Кудряш. – Я могу спать хоть целую неделю подряд.

* * *

Ренсон Трюсделль проехал в этот день больше пятидесяти миль. И однако вот что он сделал после этого.

Старый Киова Трюсделль сидел в большом плетеном кресле и читал при свете керосиновой лампы. Ренси подошел к нему и положил ему на стол пачку только что привезенных из города газет.

– Ты уже вернулся, Ренси? – сказал старик, подняв голову. – Сын мой, – продолжал «Киова», – я весь день думал о том, о чем мы с тобой говорили. Я хочу, чтобы ты мне сказал это еще раз. Я жил для тебя. Я сражался с волками, с индейцами и с еще большими злодеями – белыми людьми, чтобы защитить тебя. Ты не помнишь своей матери. Я воспитал тебя, я научил тебя метко стрелять, мастерски ездить верхом и жить честно. Я много работал, чтобы накопить для тебя побольше долларов. Ты будешь богатым человеком, Ренси, когда меня не будет. Я тебя сделал таким, какой ты есть. Ты не принадлежишь себе – ты прежде всего должен сделаться настоящим Трюсделлем. А теперь скажи мне, выкинул ли ты из своей головы любовь к дочери Куртиса?

– Я еще раз повторяю вам, – медленно сказал Ренси. – Так же верно, как я – Трюсделль и что вы – мой отец, так же верно и то, что я никогда не женюсь на дочери Куртиса.

– Ты хороший мальчик, – сказал старик Киова. – Пойди теперь и поужинай.

Ренси прошел в кухню, находившуюся в задней половине дома. Педро, мексиканский повар, поднялся с места, чтобы принести кушанье, которое было поставлено в духовой шкаф.

– Только чашку кофе, Педро, – сказал Ренси и выпил ее стоя.

– Под большим навесом на койке лежит бродяга, – сказал он потом. – Отнеси ему чего-нибудь поесть. На всякий случай захвати двойную порцию, он, наверно, очень проголодался.

Отсюда Ренси направился к мексиканским хижинам. Ему навстречу выбежал мальчик.

– Мануэль, – сказал Ренси, – можешь ли ты поймать для меня в маленьком загоне Ваминоса?

– Почему нет, синьор? Я видел его два часа тому назад. У него на шее веревка.

– Поймай его и оседлай как можно скорее.

– Сию минуту, синьор.

Вскоре Ренси вскочил на оседланного Ваминоса и помчался к востоку мимо лавки, где сидел Сэм и наигрывал на гитаре при лунном свете.

Но следует сказать несколько слов о Ваминосе – о славном караковом пони. Мексиканцы, у которых имеется сотня названий для лошадиных мастей, называли его gruyo. Он был мышиного цвета, пего-саврасо-караковой масти, если вы можете представить себе такую комбинацию. Вдоль спины, от гривы до хвоста, шла черная полоса. Он был неутомим, и землемеры за всю свою жизнь не проходили столько миль, сколько он мог проскакать в один день.

В восьми милях к востоку от ранчо Сиболо Ренси перестал сдавливать бока лошади, и Ваминос остановился под большим ратамовым деревом. Желтые его цветы испускали аромат, превосходивший запах роз. Земля казалась при свете луны большой вогнутой чашей, крышкой которой служил хрустальный небесный свод. На прогалине прыгали и играли, как котята, пять степных зайцев. В восьми милях дальше на восток слабо сияла звезда, которая, казалось, упала на горизонт. Ночные всадники, часто проезжавшие этой дорогой, знали, что это был свет в ранчо Лос-Ольмос.

Через десять минут к дереву прискакала Иенна Куртис на своем гнедом пони, Плясуне. Оба всадника наклонились и сердечно пожали друг другу руки.

– Мне нужно было бы подъехать ближе к твоему дому, – сказал Ренси. – Но ты никогда мне этого не позволяешь.

Иенна засмеялась. И при мягком свете луны можно было увидеть ее белые зубы и бесстрашные глаза. В ней не было никакой сентиментальности, несмотря на лунный свет, на одуряющий запах цветов и на красивую фигуру Ренси Трюсделля. И все же она приехала сюда, за восемь миль от дома, чтобы повидаться с ним.

– Я всегда тебе говорила, Ренси, что я твоя только до полдороги. Всегда только до полдороги!

– Ну а что сказал отец? – спросил Ренси.