Сердце Запада

— Я, между прочим, продал партию вентиляторов на Кубу, — возразил Квинта. — А мистер Миллер полагает, что велосипеды хорошо будут продаваться в Японии.

Барнетт поперхнулся яичницей.

— Мистер Миллер склонен высказывать интересные идеи, — согласился Фицджеральд.

Я, кажется, слегка покраснел, надеюсь, под загаром это незаметно было. Про Японию я, конечно, ляпнул Квинте не подумав: в нашем 1866 году насчет Японии было глуховато. То есть американские корабли уже намекнули японским правителям, что надо бы заканчивать с политикой самоизоляции и открывать порты для иностранных судов, и даже договора о торговле японцы заключили — не только с США, но и с некоторыми другими странами, но страна Нихон все еще сопротивлялась открытию как внутри себя, так и в конфликтах с иностранцами. Так что предложение торговать там велосипедами выглядело сейчас довольно эксцентрично.

— Не всегда же там закрыто будет, — проговорил я, будто не видя в своем предложении ничего странного. — Да они вот-вот откроются… А народу в Японии много.

— Может быть, может быть, — неопределенно пожал плечами Фицджеральд.

— Какие планы на сегодня? — спросил Квинта.

— Я полагаю, сейчас ты нам все тут покажешь, — предложил Фицджеральд, но Барнетт перебил:

— Лично я — спать. Это ты у нас способен выспаться в дилижансе, а я от малейшего толчка просыпался. Нога болит, — объяснил он.

— Врача, может, позвать? — предложил я.

— А что тот врач… — отмахнулся Барнетт. — У меня мазь есть.

— Ну значит, — подвел итог Фицджеральд, — мы с Квинтусом погуляем по городу, посмотрим, а вы с Барнеттом пока отдыхайте. Ближе к вечеру соберемся и поговорим.

— Квинтус-то почему? — пробормотал я. — Квинта ведь.

— Да нет, непонятно, почему Квинта? — рассмеялся Фицджеральд. — Ведь Feminine…

— Или Plural Neuter, — возразил Квинта.

— Вы о чем? — спросил я. Нет, что феминина — женский, или плюрал — множественный, я догадался, но смысл разговора ускользал.

— Склонение латинских числительных, — непонятно пояснил Квинта.

— И?

— Вообще-то я хотел вокатив, но записали с ошибкой: А вместо Е, — продолжал непонятно пояснять Квинта. — Я и подумал: ну и черт с ним!..

— Жил в Хартфорде один джентльмен по имени Джон Смит, — посмеиваясь, рассказал Фицджеральд. — И всех своих сыновей он тоже назвал Джон Смит. А чтобы в семье не путались, первый сын стал зваться Джон Секундус, второй — Джон Терциус, третий — Джон Квартус. И когда у старого джентльмена появился первый внук, он предложил сыну, чтобы внука назвали Джоном Квинтусом.

— Мать возражала, но когда дед подкинул деньжат, смирилась, — кивнул Квинта. — Так и жил всю жизнь Квинтусом. И когда в армию записывался, даже не задумался, как называться. Ну то есть задумался, когда передо мной записалось пять Смитов, из них два Джона. Решил, что Квинтусом мне жить привычнее…

Они с Фицджеральдом наконец ушли, Барнетт тоже уковылял к себе в номер. Я хотел было пойти на завод к Джонсу и Шиллеру, но вовремя сообразил, что туда Квинта заведет Фицджеральда в первую очередь. Болтаться в городе смысла не было, и я нанял извозчика, чтобы не бить ноги по жаре.

Подъезжая к дому, я услышал, что во дворе тюкает топор. Эмили и Сильвия кололи дрова. Я, конечно, тут же отобрал у них инструмент и занялся делом сам. Выяснилось, что дрова посреди жаркого лета понадобились не просто так, а для варенья. Джон ЛеФлор принес корзину персиков, и миссис деТуар затеяла их тут же переработать, чтобы не пропали. На мой взгляд, персики в нашем доме способны пропасть лишь в желудки, а никак не на помойку, но зимой ведь точно сладенького захочется.

После довольно голодных военных лет миссис деТуар была буквально одержима идеей запасать продукты на зиму, поэтому на свободные деньги покупались стеклянные банки для консервирования, а за нашим домом образовался небольшой огородик, где вилась фасоль, валялись толстеющие на глазах тыквы — ну и еще кое-что по мелочи.

Вот и сегодня миссис деТуар попросила у миссис Макферсон на время медный тазик, а девочкам поручила растопить железную печку, которая была вынесена на лето во двор примерно для таких нужд.

Весь день я задумчиво посматривал в сторону города, размышляя, когда начнется время обозначенного Фицджеральдом часа «ближе к вечеру», а около пяти переоделся в приличный костюм и направился в Форт-Смит. Посланный за мной извозчик перехватил меня где-то на половине Пото-авеню.

Ужин (или это обед? никак не пойму) для нашей компании накрыли в отдельной гостиной, и мы могли обсуждать дела, не привлекая внимания соседей.

Впрочем, первые минут десять ничего особенного и не происходило: мы обсуждали погоду, город и афиши театров. Некоторую нотку индивидуальности привносил тонкий аромат «той самой» мази, который сопровождал Барнетта, но он по крайней мере отоспался и отдохнул. Фицджеральд был снова свеж, тщательно причесан и безупречно одет. Я, как обычно, сперва испытал чувство собственной неполноценности оттого, что мой костюм на порядок дешевле его, а потом как-то притерпелся и перестал смущаться.