Внезапно Клементина вспомнила первое лето своего замужества. Рафферти тогда тоже спал в сарае, в пустом стойле, предоставив старую лачугу охотника на буйволов им с Гасом. В первые годы он изо всех сил старался ее избегать, чему Клементина была только рада: деверь пугал ее, и она считала, что ненавидит его. Молодость и глупость не позволили ей тогда понять, что она на самом деле чувствовала к этому мужчине, к брату своего мужа.
И сейчас Клементина снова отправляла Зака ночевать в сарай. Казалось, они сделали круг, чтобы начать все с самого начала. Но, конечно же, это было не так. Минуло время, годы. Он уехал, она повзрослела, родила детей, страдала, смеялась, жила и мечтала. И Гас теперь мертв.
Клементина вошла в сарай. Комната располагалась в задней части, где раньше хранилась упряжь. У каморки не было двери, лишь старая изъеденная молью буйволиная шкура, свисающая с перемычки над проемом. Клементина откинула шкуру в сторону, пропуская Рафферти. Он прошел так близко к ней, что рукавом коснулся ее груди.
– Здесь долгое время никто не жил, – сказала она. – Боюсь, тут немного пыльно.
В помещении было больше, чем немного пыльно. Место выглядело нежилым и заброшенным.
Взгляд Зака метнулся к ней, а затем обежал комнату.
– Сойдет.
В одном конце стояла маленькая печка, в другом — простая железная кровать. Больше никакого убранства не было, за исключением волчьей шкуры на голом дощатом полу рядом с койкой. Постельное белье уже давно отсюда убрали, но сегодня Рафферти мог растянуть свою попону поверх соломенного матраса, а завтра, возможно, Клементина даст ему простыни и одеяло... Если Зак останется здесь дольше, чем до завтрашнего дня.
* * * * *
– Такого безобразия раньше никогда не было,– хмурилась Ханна Йорк, разливая виски «Бутон розы» из бутылки по трем стаканам. – В тот год, когда я впервые приехала в округ Танец Дождя, воздух был таким чистым и свежим, что его хотелось пить как воду.
Клементина подошла к кухонному окну, занавешенному клетчатой льняной материей из крашеной пряжи, и взглянула на небо цвета потускневшей сепии на старой фотографии. Её сынишка Зак и Сэмюэл Ву играли между осин, стреляя по белкам из рогаток. День был таким маревым и тяжким, что даже трепетные листья осин не шевелились, не взблескивали серебряной изнанкой. Мир снаружи казался размытым и нечетким, будто она смотрела сквозь марлю.
– Это все чертова шахта с их ямой для обжига, – выпалила Клементина, удивив даже саму себя, поскольку редко ругалась. Наверное, всему виной хмарный воздух. Да и Зак Рафферти вернулся домой.
Прежде чем присоединиться к Эрлан за кухонным столом, Клементина открыла дверь, чтобы женщины могли следить за мальчиками. Ханна накинула на стол кружевную скатерть и поставила в центр вазу из рубинового стекла. У миссис Йорк на любой случай имелись красивые вещички.
–
Ханна поставила на стол тарелку с печеньем и намазанными маргарином ломтиками хлеба.
– Это все чертова шахта! – повторила она слова Клементины. Потом скользнула на пустой стул, вытащила из коробка спичку и зажгла фабричную сигарету. Клементина подумала, что курение придает Ханне восхитительно порочный вид. – Клянусь, стало еще хуже с тех пор, как на прошлой неделе «Четыре вальта» зажгли новую кучу.
Наряду с крупными компаниями в Бьютте, «Четыре вальта» производили больше меди, чем любая другая шахта в округе. А самым дешевым и распространенным способом очистки красного металла являлся обжиг в кучах, когда в гигантских открытых печах день и ночь горели уложенные поочередно слои бревен и медной руды. Вот только при этом в воздух выбрасывался грязный, коричневый, содержащий мышьяк дым.
Хотя стоял полдень, в помещении было так темно, что Ханне пришлось зажечь лампу. Пламя отражалось от отделанного прессованной жестью потолка и зеленых эмалированных керамических плиток на кухонной плите. Лампа освещала валентинки, которые Ханна вставила в рамки и повесила на стену. Окаймленные бахромой, с рельефными рисунками, украшенные жемчужными каплями, кружевами и лентами. По одной на каждый год, с тех пор как маршал Скалли являлся ее любовником.
– Иногда дым становится настолько густым, что с веревки я снимаю белье серое и покрытое сажей, будто протянутое через старый дымоход, – сказала Эрлан. – Наверняка именно из-за этого чада Сэмюэл всю прошлую зиму проболел.
– Мы должны что-то сделать с этой шахтой, – произнесла Клементина.
Глаза Ханны округлились, иона посмотрела за спину подруги, словно хотела убедиться, что в комнате больше никто не прячется.
– Кто? Мы?
– Нет такой причины, по которой «Четыре вальта» не могут построить нормальный завод.
– А мне на ум сразу приходит как минимум одна причина – деньги.
– Но дым — это же яд, – сказала Эрлан. – От него все болеют.
Ханна одним глотком допила свой виски.