Сердце Запада

– Буйвол – довольно глупая тварь, – послышался позади нее голос Рафферти. – И он не слишком хорошо видит. Стоит буйвола напугать, и он мчит без остановки. Когда индейцы раньше охотились здесь, то обращали в паническое бегство целые стада, гоня их к этому обрыву.

– Как ужасно.

Со дна каньона донесся громкий похожий на фырканье звук. Одной рукой придерживая шляпу, Клементина повернулась, чтобы заглянуть за край обрыва. Прямо под ними стоял одинокий огромный буйвол.

– О, смотрите, Рафферти! – воскликнула Клементина, хватая деверя за руку. Восторг заставил ее забыться. Она ни разу в жизни не видела чего-то столь ужасного и замечательного одновременно; у животного была огромная голова и тонкие ноги, а горбатая спина и мех цвета кофе напоминали старый ковер со спутанными волокнами. Длинная борода тащилась по траве, а рога, подобные полумесяцам, были толстыми как ветви деревьев. – Он великолепен!

– Типичный экземпляр того, что вы, благовоспитанные бостонцы, назвали бы благонравным буйволом. Эти живущие в старых лесах буйволы зимуют в горах неподалеку. Они больше и темнее, чем обитающие к востоку отсюда, в степи…

– О, жаль, что я не взяла с собой фотоаппарат. – Клементина повернулась как раз вовремя, чтобы успеть заметить неодобрительный хмурый взгляд Рафферти. Поскольку Зак привез ее сюда, она надеялась, что он понимает ее увлечение. Но по-видимому – нет, и Клементина резко и сильно разочаровалась в нем. – Вы как Гас, – сказала она. – Считаете, что мне следует проводить время исключительно за стиркой, уборкой и готовкой.

– Черт, да можешь потратить хоть целый день на вязание салфеток, мне плевать. Я лишь подумал, что буйволу должно быть позволено сохранить свое достоинство, вместо того, чтобы быть увековеченным на каком-то куске картона, чтобы народ потешить. Народ, который не понимает, каким был этот буйвол. Он теперь совсем не великолепный, Бостон. А больной и старый. Посмотри, его ребра того гляди проткнут шкуру. Буйволы – стадные твари, а этот бродит по каньону в одиночку. Он последний из своего стада, и вряд ли доживет до следующего лета.

– Моя фотография помогла бы вам запомнить его, – нашлась Клементина.

– Может, я не хочу запоминать его таким, какой он сейчас. Может, это причинило бы слишком много боли.

– Вы верите в Бога, мистер Рафферти?

Зак молчал так долго, что Клементина подумала, что он не станет отвечать. Не отрываясь, он смотрел на бескрайние просторы леса и травы. Но в отличие от нее, как знала Клементина, Зак не боялся этого раздолья, а горячо любил.

– Глядя на все это, – наконец сказал Рафферти, – нельзя не думать, что творец существует. Мир вокруг постигается глазами, дыханием и порами кожи, вся его красота и дикость, и невозможно так или иначе не ощущать единение с горами, равнинами и небом, не быть частичкой сущего. – Румянец коснулся его щек, взгляд Зака стал испытующим, а в глазах отразилось желание. – Кто бы ни создал все это, называй ты его Богом или Великим Духом, я верю, что у него была причина.

– Какая? – Клементина наклонилась к мужчине, отчаянно желая знать. – Какая у творца была причина?

Ей показалось, что его губ коснулась улыбка.

– Любовь.

Клементина сделала медленный вдох, пытаясь ослабить давление в груди. Но когда Зак снова заговорил, его слова заставили ее сердце опять подскочить к горлу.

– Ты знаешь, что значит любить кого-то пылающим сердцем?

Клементина хотела прижать ладони к ушам и закричать на него, что он ошибается, ошибается. Что на самом деле ничего этого не происходит, и она ненавидит его, поскольку он ошибается. Это неправильно, грешно, порочно, и ничего такого не может быть. Она не позволит, чтобы это случилось.

– Клементина…

– Нет. Я не хочу знать, – выпалила она, пятясь назад. Клементина обхватила себя руками, стараясь утишить внутреннюю дрожь. – Я не хочу об этом говорить. Я не буду об этом говорить.

Губы Зака забавно скривились в подобии улыбки.

– Несмотря на твои трясущиеся ножки, Бостон, голова у тебя на поверку крепкая. Вижу, ты мигом сообразила, что тебя нельзя обвинить за то, чего ты не говорила. Вот и заставляешь произнести эти крамольные слова меня…

Казалось, все ее тело напряглось, но Клементина больше не знала почему: тянуло ли её к Заку или отталкивало от него…

Она пребывала в ужасе от мысли, что Зак что-то сделает, прикоснется к ней каким-то особым образом, и она не устоит.

– Пылающее сердце, дорогая моя Клементина, это когда ты хочешь кого-то до того сильно – не только в своей постели, но и в жизни, – что желаешь сгореть…

– Я ношу ребенка твоего брата!

Клементина крикнула так громко, что её слова, казалось, разорвали воздух и эхом пронеслись по обрывам, в каньоне, и по широкому пустому небу. Она наблюдала, как кровь медленно отлила от лица Зака, а его глаза потемнели и опустели. Клементина выбрала единственный способ, который наверняка остановил бы его. Способ, который ранил бы его больнее всего.