Сердце запада

– У меня создалось впечатление, Миллер, что вам на деревенском просторе легче думается, – заметил Фицджеральд. – Что вы там придумали, пока сидели на моем заводе в Канзас-сити? Пивную пробку? А тут, не успели вернуться – колючая проволока, сетка, машинки для сетки и проволоки, резиновая шина, велодрезина эта…

– Велодрезина – это не я, – возразил я. – Да и машинки для проволоки…

– Тем не менее, – отмахнулся Фицджеральд. – Вокруг вас в этом городе сразу начинается какое-то изобретательство, а в Канзас-сити даже ваше личное изобретательство начало заканчиваться. Вы, собственно потому и уехали…

Я промолчал. Уехал я главным образом потому, что мне не нравилось, когда Фицджеральд вмешивался в плоды моих размышлений. Как по мне, он был чересчур энергичным. Подавлял морально.

– А здесь вас постоянно отвлекают, – продолжил Фицджеральд. – То вы штаны кроите, то в лавке торгуете… – и все равно арканзасский климат для вас плодотворнее миссурийского.

– Оно само как-то так получается, – пробормотал я. – Да и долго ли десяток штанов раскроить?

– Я решил создать вам здесь условия для работы…

Меня это малость напрягло. Вот почему-то не хотелось мне, чтобы Фицджеральд торчал рядом и отгонял от меня мух. Правда, оставалось надеяться, что под «условиями для работы» Фицджеральд все-таки имеет в виду что-то другое.

– Я сегодня купил участок под застройку на вашей Пото-авеню, – продолжил Фицджеральд. – Организуете там лабораторию. Подберете себе персонал и занимайтесь себе изобретательством сколько влезет…

– Стоп, – сказал я. – Как вы это себе представляете? Вы платите, я сижу изобретаю… в качестве кого? Наемного работника? У меня что, план по изобретениям будет? Два изобретения в месяц, а не то вали за ворота?

– Нет. Совместное предприятие: я и вы. Я плачу деньги, вы изобретаете. Хотите – два изобретения в месяц, хотите – два в год. С меня участок, здания, некоторая сумма на организацию работ – ее позднее оговорим, когда конкретика яснее станет. Я оплачиваю аренду оборудования и работы по вашим заказам на заводе Джонса и Шиллера.

– Очень щедро, – заметил я.

– Мы обговорим мою долю в распределениях прибыли от изобретений, – Фицджеральд пояснил условия.

– А если обнаружится, что от моих изобретений никакой отдачи нет? – спросил я.

– Через год, считая от этого дня, собираемся и оцениваем прибыли и убытки. Если убытки перевесят, год на исправление ситуации. Если убытки сохранятся через год – ликвидируем фирму, я забираю свою землю и недвижимость, вы забираете свою чертежную доску и наработанные документы.

– Мистер Фицджеральд планирует заняться производством колючей проволоки, сетки и соответствующих машин, – проинформировал меня Барнетт. – Он полагает, что продать этого он сможет много. Очень много. Так что через несколько месяцев, самое большее через год у вас будут деньги для организации собственной лаборатории. Если вы, разумеется, пожелаете ее организовать.

Переводя на более понятный язык, Барнетт сообщал, что деньги для более или менее обеспеченной жизни у меня будут, и будут сравнительно быстро. Однако для меня важны были не деньги. Ну то есть денег-то хотелось, однако было ясное понимание, что по-настоящему-то я деньги зарабатывать не умею. Вот Фицджеральд умеет зарабатывать деньги, у него есть связи в деловом мире, есть представление, как и что сейчас работает в американской экономике… он, в конце концов, именно этому всю жизнь учился. А у меня есть только туманные представления, как и что будет развиваться в техническом плане в ближайшие полтораста лет… то есть фактически я ничем не отличаюсь от любого фантаста-прожектёра, каких много развелось здесь в США в последние десятилетия… ну, и в Европе, наверное, тоже, только о Европе я вообще мало знаю.

Ну да, я могу что-нибудь изобрести… вернее, украсть у кого-то идею и попробовать ее воспроизвести. Может быть, даже удачно воспроизвести, как оно с пивной пробкой получилось. Но в изобретательстве такой нюанс: идею придумать – это ничего не значит. Идея может быть блестящей и гениальной, и может быть, ею будут восхищаться грядущие поколения, как восхищаются идеями Леонардо да Винчи… только грядущие поколения, восхищаясь, забывают о том, что Леонардо, зарисовав идею, чаще всего и попыток не делал сделать работоспособную модель, поэтому-то в его шестнадцатом веке орнитоптеры в небе не летали, танки по полям не ездили и подводные лодки не бороздили морских просторов. Придумать идею мало, надо еще, что называется, внедрить ее в производство. И вот на этой ступени я безнадежно останавливался: мне не было куда внедрять идеи. Производства у меня не было, и если я сумел запродать вентиляторы Джонсу и Шиллеру, то это не означает, что они возьмутся делать пишущие машинки или велосипеды. Да даже если бы и взялись – они не потянут. Их заводик – это, по сути, ремонтные мастерские. Они могли браться за несложные изделия, изготавливать единичные экземпляры или малые партии, но там, где надлежало бы организовать серийное производство, они непременно провалятся.