Сердце зверя

Соне не удастся. Оборотень перешагнул через тело фон Рихтера, потянулся к ней. Вот так… Никому-то она не помогла: ни Дмитрию, ни Ильке, ни отцу. Глупо как все, как страшно…

Когтистая лапа снова взмыла в воздух, на сей раз, чтобы отнять ее, Софьину, жизнь, но не отняла. Не успела.

Воздух задрожал от грозного рыка, и перед тварью, заслоняя Софью, вырос огромный зверь со шкурой удивительного серебристого цвета.

– Дима! Димочка! – кричать не получалось, получалось только хрипеть, беспомощно наблюдая, как сцепились в смертельной схватке два волка: кровавый и серебряный. – Что ты наделал?..

Он бы ее не услышал, даже если бы она закричала во весь голос, он был слишком занят, спасая и ее, и собственную жизнь. И телом своим новым владел еще слишком неумело, как ребенок, только-только научившийся ходить. Не поэтому ли серебристая его шкура окрашивалась красным? Не поэтому ли тварь все больше наступала, чем отступала? Это была одновременно жуткая и завораживающая схватка. От нее переставало биться сердце, а в жилах стыла кровь. Наверное, от этого онемения чувств Софья не закричала, когда кто-то грубо схватил ее за плечи, потащил к стене замка. Отбивалась она тоже молча, рвалась обратно, к серебряному волку.

– Софья, это я! – Голос Августа Адамовича отрезвил так же хорошо, как и пощечина. – Не вырывайся! Скажи, где фон Рихтер?

– Нашел! – ответила ему не Софья, ответил ему… майстер Шварц. Черной тенью он выступил из темноты, в руках его был нож с костяной рукоятью. – Был в кармане его куртки.

– Что это?.. – договорить она не успела, ночной воздух задрожал от жалобного волчьего воя. Софья дернулась, вырываясь из хватки мастера Берга, обернулась.

Серая тварь распласталась на спине, совершенно по-человечески закрывая остроухую голову лапами. Серебряный волк, окровавленный, припадающий на переднюю лапу, наступал.

– Ему нельзя убивать. – Майстер Шварц говорил на удивление громким, жестким голосом. – Я сам!

Софья никогда раньше не видела, чтобы человек двигался так стремительно, чтобы движения его были такими четкими, выверенными. Черная человеческая тень ввинтилась между волками, взметнулся в воздух серебряный нож, чтобы через мгновение вспороть серую шкуру, впиться в плоть. Звериный вой сделался оглушительным, запахло паленым, тварь дернулась в последний раз и замерла. Софье очень хотелось думать, что навсегда, но думать не получалось, потому что серебряный волк – ее волк! – покачнулся и с похожим на стон рыком упал на землю…

Никто не смог бы ее удержать, ни мастер Берг, ни здравый смысл, ни страх. Соня упала на колени перед волком – своим волком! – обеими руками обхватила мощную шею, заглянула в глаза удивительного серебряного цвета.

– Дима… Димочка, ты только держись, только не умирай! Слышишь?!

Сейчас самым важным для нее было, чтобы он остался жить. Волком ли, человеком ли… Главное, чтобы живым.

Он мотнул остроухой головой, ткнулся горячим носом в мокрую Софьину щеку, улыбнулся успокаивающе. Волки, оказывается, тоже умеют улыбаться… А потом устало прикрыл глаза, и Софья зарыдала, закричала в голос, зарылась лицом в густую серебристую шерсть.

– Любишь его? – Голос, холодный, равнодушный, звучал словно бы у нее в голове. – Даже вот такого любишь?

Албасты стояла рядом, заплетала косу. За ее спиной застыла Евдокия, которая смотрела на Софью одновременно сурово и с жалостью.

– Ты в силах ему помочь? Кто-нибудь из вас может?!

– Могу. – Албасты кивнула. – Он сейчас скорее из моего мира, чем из вашего. Но придется платить. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь. Я помечу его род, а когда придет время, попрошу об услуге. Согласна?

– Согласна! Помоги ему! Пожалуйста…

– Люди такие странные существа. – Албасты улыбнулась, из складок платья достала костяной гребень. – Непостижимые. Отойди, девочка, не мешай.

Софья не смогла бы отойти, мастер Берг оттащил ее силой и силой же удерживал на месте, пока албасты своим гребнем расчесывала серебряную волчью шерсть. Она расчесывала шерсть и пела что-то ласковое, похожее на колыбельную. От колыбельной этой, а может, от прикосновений гребня страшные раны затягивались, а по волчьей холке бежала мелкая дрожь. Нет, не по волчьей холке, а по человеческой шее, по сведенным судорогой плечам, по напряженной спине. Колыбельная оборвалась на полуслове, а зубья гребня впились в кожу чуть ниже левой лопатки, оставляя девять кровавых меток. Софья закричала, дернулась.

– Все, – сказала албасты, пряча гребень. – Теперь на нем мой знак. – Выстроившиеся полумесяцем точки уже не кровили, на глазах превращались в родинки. – На нем и на его роду.

– Спасибо, – поблагодарила Евдокия, – спасибо тебе, Кайна. – А потом велела: – Август, найди его браслет!

– Уже нашел, – из темноты, пошатываясь, вышел Кайсы. Лицо его было залито кровью, в руке он держал серебряный браслет, и рука его подрагивала.

– Кайсы, что с тобой? – с тревогой спросила Евдокия.