Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

– Тебя ничем не пропрешь… А старик не только дурой своей махать мастак, соображает. В перестрелке у нас шансов нет, а в общей свалке силы будут поравней, главное, чтоб без строя и команд… Кипрейщики дриксов зубами грызть станут, одно слово – родственнички.

– Я не родственничек, – хмуро откликнулся Чарльз, – но спросить с этой сволочи пора. Только б конница не подтянулась…

– Зараза не проглядит… Удачи!

– Удачи…

Потянулись минуты. Мараги сидели в крапиве, стараясь не дышать, и от этого дышали и сопели больше обычного. Это было глупо и злило, но Чарльз терпел – не хватало сорваться на новобранцев, которым сейчас еще тошней. Капитан проверил оба пистолета, отогнул крагу, расчесал кем-то укушенную руку, дал себе слово больше так не делать, уставился на дорогу и принялся про себя считать. Где-то на четырехстах вдалеке показались серые прямоугольники дриксенской пехоты.

«Гуси» перли бодро, едва ли не рысью, явно претендуя на праздничное угощение, и Давенпорт понял, что ненавидит. Именно этих, именно сейчас, и Мельников луг тут ни при чем… Будь Чарльз ополченцем, он уже бежал бы навстречу врагу, непристойно ругаясь, но офицерская выучка брала свое. Все, что себе позволил капитан Давенпорт, это шипеть:

– Да они чуть ли не бегут… «гуси» перелетные…

– Зидеть! – проревело над зарослями. – Шдать! Кто будет фстафать без команды, из того я буду делать фарш для колбасок!

Внушение помогло даже Чарльзу, и дело было отнюдь не в шестопере, хотя этим чудом можно было превратить и в фарш, и в паштет, и в пюре любого. Бергерский рык будто удавку накинул на что-то очень нехорошее, что поднималось в душе; злость никуда не делась, но ждать стало проще, Чарльз уже не боялся не справиться с собой и потерять от ярости голову, а серые мерзавцы приближались. «Гусиное» знамя нагло реяло над марагонской дорогой, просто напрашиваясь на хороший картечный залп, только у Вейзеля не было ни единой конной батареи, одно неподъемное старье на холме.

Нет, никто не высунулся, не завопил, не помчался на врага или, наоборот, прочь, просто кусты и крапива не были лесом, а дриксы – слепцами. Всадник, неторопливо ехавший сбоку от строя, замахал шпагой, указывая прямо на Чарльза, из-под знамени заорала труба – заметили. Шагов за сто, могло быть и хуже.

Чего Катершванц дожидается теперь, капитан не понимал, а серые сбавили шаг; из-за их левого фланга показались такие знакомые «крашеные», в этот раз – красные. Эти, похоже, забирали в сторону лагеря; что творится в той стороне, Чарльзу со своего места понять было трудно, но крики офицеров и сержантов из-за серых шеренг долетали даже сюда. Чужие крики словно спустили с цепи непонятное бешенство, Давенпорт до боли сжал кулаки, борясь с почти непреодолимым порывом вот прямо сейчас броситься убивать. Долго он не выдержал бы, но ждать больше не требовалось. Затрещало, и над чахлыми зарослями воздвиглась показавшаяся огромной фигура. Вскинутая к небу ручища сжимала шестопер, надраенный шлем горел в солнечных лучах, зычный глас перекрывал и дриксенскую трубу, и вопли рвущихся в бой марагов.

– Фоители! Шагом – фперед!

Чарльз вскочил, выдергивая шпагу из ножен, и, не щадя горла, повторил приказ. Его сотня дружно повалила вперед, пришлось трижды, надрываясь, проорать «Шагом!», да еще по очереди ухватить за шиворот пару самых ретивых. Ничего, поняли…

– Зтрелки! Целиться! Огонь!

Залпы грохнули почти одновременно с обеих сторон. Кто-то упал, кто-то заорал, знакомо завонял сгоревший порох.

– Фперед! Быстро! Агмар-р-рен!

– Бегом, парни, бегом!

Не надо много стрелять, тут дриксы все равно сильней. Главное – добраться, добежать, ударить… Это за сто шагов мушкетер охотник, ты – дичь, в рукопашной злость может многое, злость и число. «Серых» перед ополченцами сотни три, не больше, но у них выучка…

– Аг-мар-рен! – ревело сбоку и чуть впереди. – Агмар-р-рен!

Мараги, не разбирая дороги, осенними кабанами неслись к цели; захоти Чарльз их остановить или хотя бы развернуть, его бы просто смели. Они смели бы и самого Катершванца, вздумай тот встать между местью и дриксами, а те – будто и не солдаты, а такие же ополченцы, ломая свой знаменитый строй, ринулись навстречу старым врагам. Десяток мгновений, и две уже не шеренги – остервеневшие человеческие стаи – схлестнулись в дикой, неистовой драке, когда главное – убивать. Любым способом, любой ценой, хоть бы и умирая…

4

Роскошная спорила с первородным Валентином, а чуть поодаль держали коней под уздцы четверо воинов. Мэллит помнила их одежды – это были люди Повелевающего Волнами.

– …Курт хочет, чтобы мы с Мелхен помогали раненым, – говорила нареченная Юлианой, и голос ее был еще громче, чем всегда. – Здоровенным лбам там не место! Пусть отправляются на батарею, Курт скажет им, что делать.

– Сударыня, приказ отдан. – Первородный был спокоен. – Мои люди слушают только меня. Они останутся с вами до конца сражения вне зависимости от вашего мнения. Добрый день, баронесса.

– Добрый день, господин полковник. – Тело Мэллит внезапно сделало реверанс, лишь потом девушка поняла его неуместность.