Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 2

Но стоять казар как раз и не собирался. Вскочив, он бросился на шум; сабли, правда, не выхватил, но Матильда повидала достаточно мужчин, чтобы понять – Лисенок, когда в самом деле припечет, будет драться не хуже Дугласа или Ласло. Сама алатка осталась сидеть, только придвинула поближе бронзовый кувшин, достаточно тяжелый, чтобы убить. Ну какого Змея она опять без оружия?!

– Ожидание оскорбляет Четырежды Богоданного, – прорычал некто высокий, загораживая облитые солнцем горы. – Я принес его слово и его волю. Слушай же…

4

Ввалившегося в беседку клирика Матильда возненавидела с первого взгляда, а со второго – поняла, что более гнусного кардинала не встречала даже в Агарисе. В святом городе кишели ханжи, рвачи, проныры, бездельники, дураки, подлецы, зануды, отравители, но паонская тварь была чем-то запредельным, и вдобавок она вырядилась в белое. В белое! Как Эсперадор в великий праздник…

У Матильды отношения с Создателем не складывались – благодарить было не за что, а клянчить алатка терпеть не могла, но сейчас она чувствовала себя оскорбленной. За Адриана, Левия, Бонифация. За мертвого аспида, наконец! Все они, каждый на свой лад, чему-то служили и кого-то спасали, этот же… Мухр’ука говорила, что гость голоден от злости, и злости там действительно хватало, но не людской и даже не песьей. Если б не сгинувший роберов питомец, Матильда обозвала бы поганца крысой, хотя сперва клирик показался почти орлом. Высокий, сухощавый, с гордым, чуть ли не кэналлийским профилем и горящими глазами, паонец за что-то выговаривал Баате, картинно размахивая руками. Понять, чего он хочет, алатка не могла – мешали омерзение и стремительно растущая – не задавить – ярость. Матильда из последних сил сидела, а мужчины все еще стояли, так что пустить в ход облюбованный кувшин не выходило. Вот казар легко бы достал наглеца саблей, но предпочитал слушать, а ведь когда бросился на шум, стал похож на воина.

– Он не друг мне, – резко отрекся от кого-то Лисенок. – Более того, он не друг Кагете, но не владыке мирскому идти против воли конклава. Я вырос, зная, что свят лишь город Агарис, и только Эсперадор столь праведен, что носит белую мантию. Мой отец видел, как загорались свечи в руках избранных, и он сказал, когда вернулся: «Есть Эсперадор Юнний, и он свят». Я не видел избрания Эсперадора Гаэция, и я не знаю символа, который носите вы.

Символа? Матильда сжала зубы и заставила себя вглядеться. Белые одежды гадины украшала золотая оторочка, а на груди болтался внушительный кулон. Все тот же павлин с хвостом из молний вцепился во что-то вроде вензеля, надо думать, императорского.

– Ересь! – рявкнула не терпевшая этого словечка принцесса. – Ересь, скверна и пакость всяческая!

Белая фигура рывком обернулась, но Матильда уже закусила удила. Вскочив, женщина поудобней ухватила кувшин, готовясь к бою. Всё, кроме впалого мужского виска, затянуло багровым с золотыми промельками маревом. Зато алатка начала разбирать отдельные слова – будто закатная волна одну за другой вышвыривала на берег ракушки

– Четырежды богоданный… Всех, кто осмелится…

– …наши горы сами по себе есть… доказательство бытия Божия…

– Во славу Сервиллия… судьба… страшной… ввергнет в Закат…

– …провожу… высочество…

– …вечное проклятье… смерть…

Кажется, она к кому-то шагнула, кажется, что-то звякнуло, кажется, пальцы разжались… Звякнуло и задребезжало уже сильнее, сбоку затемнело, зато впереди раскинулась полная осени степь. Ветер ерошил жесткую траву, красное солнце наполовину ушло в землю, и на него стало можно смотреть. Матильда и засмотрелась, так, что споткнулась, но не упала – поддержали… Матишка поддержала, и было той Матишке лет шестнадцать.

– Пусти, – велела старуха. – Беги, целуй Ферека… и не только целуй! А в Агарис соваться не смей! Слышишь?!

Матишка замотала головой, с мониста осенними листьями полетели таллы и велы, зазвенели по камням, кто-то в алом доломане сперва бросился их собирать, а потом со смешком швырнул вверх. Золотые искры вспыхнули, оказавшись бабочками, появилось и стало синим небо, к которому немедленно потянулись знакомые, но чужие горы.

– Я виноват, – дрожащим голосом сообщил вернувшийся вместе с небом Лисенок, – я должен был вас оградить, но лжекардинал ворвался так неожиданно! Я не мог даже предположить, что вы столь нетерпимы к ереси… Это в самом деле ужасно! Вы можете идти?

– Сами видите, – буркнула Матильда. Оказывается, они умудрились спуститься почти до середины лестницы. – Где этот… еретик?

– Увы, все еще наверху. Требования, которые он привез, для Кагеты неприемлемы, и мне придется это ему объяснить.

– Чего он хочет?

– Разве вы не слышали?

– Я не поняла. То есть поняла не вполне.