Единственное, чего Руппи совершенно не боялся, так это сбиться с пути, зато шеренги чужих стрелков и эскадроны кирасир рисовались до омерзения живо. А еще китовники наверняка выставили дозоры, на которые как наткнешься!.. Или того хуже, пройдешь рядом, не заметив, а они вот прямо сейчас шлют гонца в лагерь. Руппи привставал в стременах, прислушиваясь к невнятным звукам, бродящим в начавшей понемногу сереть тьме. Звуки, как и положено, причудливо искажались, минуты бежали одна за другой, десяток за десятком, а неприятностей не случалось. Не считать же за таковые вылетевшую прямо в лицо болотную совищу или отбившуюся от своих лошадь. Дура, спасибо морозцу, топала по ставшей гулкой земле, как хороший разъезд; отправленные на перехват оного рейтары вернулись с чубарым трофеем и теперь угрюмо сопели за спиной. Ветеранам многих войн кромешное везенье не нравилось, как не нравилось и вынужденное молчание. Ни тебе ругнуться, ни пошутить, песенку какую под нос помурлыкать и то – глянешь на этого закатного Фельсенбурга, сразу охоту отбивает.
Напрягая глаза, закатный Руппи всмотрелся в причудливо разрисованный циферблат. Нет, слишком темно.
– Брат Орест, не посветите?
Ого, почти восемь! Проверяем, на вторых часах – то же самое.
– Скоро развиднеется. – Если вчера умные люди не ошиблись в прикидках по карте, через час пехота с пушками и вереница фур достигнут рощицы на холмах, на виду останутся лишь «отставшие» от пехоты рейтары. Смотрите внимательно, господа вариты: Южная армия уходит в Фельсенбург.
Будем надеяться, господа уверуют, ну а дальше – доблестно удирать, путая следы, огрызаясь и якобы прикрывая отход Бруно. Повезет – уйдут все, а не только обладатели самых резвых и выносливых лошадей. Должно повезти!
Туман не желает расставаться с отрядом, черно-дымчатая мгла бодро седеет, умудряясь при этом еще больше загустеть. Вот уж угодили, из молока да в сливки! Часы, дряни такие, прожигают карман, так и норовя подпрыгнуть к глазам, опять приходится считать. Сто… Пятьсот… Девятьсот – посмотреть… Стрелкам до четверти девятого почти пять минут; что ж, просчитаем до тысячи двухсот, и еще разок сначала. Утро берет свое, на три-четыре шага видно сносно, зато фонари больше не помощники, самое время теряться.
– Сомкнуться! Передать назад, сомкнуться. Кто порвет общий строй, может сразу в болото. Топиться.
Хмыкают, передавая приказ, рейтары. Отдельные отряды – полусотни, десятки – сбиваются в нечто единое, чуть не наступая друг другу на пятки. Рысящие по бокам конники прижимаются к пехоте, упряжные лошади только что не бодают передние повозки. Толстая неповоротливая нить тянется сквозь утреннюю мешковину за иглой, а в иглах сегодня капитан Фельсенбург. Куда хочешь, туда и веди, очень удобно, благо в себя Руппи верил – в нужное время отряд выйдет в нужное место. Начинать беспокоиться следовало по другому поводу: еще немного, и туман из помощника превратится в помеху.
– Брат Ротгер, – неотлучный адрианианец заворочался в седле и легонько выслал своего мышастого вперед. Руппи приглашение, само собой, принял. – Если так пойдет и дальше, мы доберемся до самой реки, и нас не заметят.
– До реки не до реки, там еще час пути обычным ходом, но в рощи отряд убраться успеет. – Трупы караульных китовники найдут, вот сумеют ли пройти по следам «забияк» или спишут все на налет из лагеря? – Как думаете, что сейчас у Бруно, прошли уже или нет? По времени должны бы.
– Не мне вам об этом говорить, – брат Орест был не менее спокоен, чем в Эйнрехте, – но далекие звуки в тумане слышны хорошо. Случись что, мы бы услышали тревожные горны и пальбу. Если запад долины укутан столь же плотно, у фельдмаршала нежданно появляется лишнее время, в его положении подарок очень ценный.
– Пожалуй.
Справа проступает одинокое дерево, и сразу же еще пара. Словно командир рощи выставил охранение. Цепляющаяся за ветки пелена из серой стала белесой, да и поредела, хоть и несильно. Можно видеть трех-четырех ближайших рейтар и первую обозную упряжку за ними, но хвост колонны теряется в уже не нужной завесе. Так прибавить ходу или нет? С аптекарской точностью все за и против не взвесишь, а монах это только монах, палаш он уже одолжил, коня, если что, подержит, но советовать не станет. А, пусть все идет, как идет! Если так и не увидят, будет время убраться подальше…
– Останавливаемся, – решил Руппи, натягивая поводья. – Обоз пускаем вперед, рейтар – в арьергард, одним отрядом. Если нас и догонят, то конница. Сержант!
– Здесь, господин капитан! – Вот ведь исполнительность! На вытянутую руку подъехал и все равно шепчет.
– Штурриша сюда. И передать мушкетерам: приготовиться. Не зевать, в этой хмари хорошо если на один залп времени достанет.
Морок раздраженно мотает головой, который час тащимся, как клячи водовозные – надоело! И вот ведь умница, злится, но терпит.
– Всякое ожидание когда-нибудь да заканчивается, – утешает, видимо, коня адрианианец. – Не всегда, правда, это бывает к добру, но действовать всегда приятней, чем ждать.