Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 5

А-а-а-й мориска, мориска с шелковой гривой,
А-а-а-й мориска, жди меня под оливой…

Он никогда не слышал этой песни, не слышал, не знал, не понимал, и созвездий таких не видел, и вспоровшего небо острого утеса.

А-а-а-й мориска, мориска, пьющая ветер,
А-а-а-й мориска, жди меня на рассвете…

Женщина в багряном и белом выходит на середину зала. Боком, как рассвирепевшая кошка. Чужая и при этом знакомая, она вскидывает руки, закидывает голову, делает шаг назад, резко разворачивается… В черной гриве что-то алеет, мечутся тени, сходят с ума струны и ветры, море лижет облитый закатной кровью берег, на мокром песке следы – женские и мужские.

– Это будет шикарно!

Валме! Всего-навсего Валме бросает слуге шпагу с перевязью, машет рукой, то ли прощается, то ли манит за собой, идет, бежит навстречу девушке в сиреневом, двое почти сталкиваются и отскакивают назад. Всего их там, впереди, пятеро – трое мужчин и две женщины. Та, в сиреневом и… Леона! Маркиза Ноймар, будущая герцогиня, неслучившаяся королева, невеста Арсена, так и не ставшая его женой.

– Эпинэ!

– Мы вас ждем!

Ждут? Его? Кто?! Позади разряженные люди – ненужные, удивленные, зачем они тут? Зачем тут ковры? Зачем флейты, камзолы, отбирающий небо потолок?

– Сударь, оставьте вашу шпагу мне.

– Шпагу?.. Спасибо, Валентин.

Он же не сумеет! Кэналлийцем надо родиться, а ты видел лишь маки, заливающие позднюю весну кровью.

– Ро! Сюда! Эномбрэдастрапэ!

– Лэйе Астрапэ!

Птицей вскрикнула скрипка, что-то громко застучало. Будто у дворца появилось сердце, будто в него ворвалось счастье.

Голову кружит запах цветов и горячей пыли, собирается гроза, но звезды еще сияют. Гитарный бой, винно-красные цветочные гроздья в черных волосах, вскинутые руки. Да нет тут никаких гитар, только виолины и еще что-то, отбивающее ритм. Ничего, Дракко может догнать мориска, ну или хотя бы не отстать.

– Может, Ро, еще как может!

Ворон! Они вместе на вершине озаряемой синими зарницами скалы, они и женщина с крыльями, ее нельзя ревновать, ее нельзя забыть, от нее нельзя отказаться. Вверху – небесная тьма, внизу грохот прибоя, а до утра далеко, как до смерти, которой не бывает, не может быть! Молнии вспарывают черный бархат, женщина расправляет крылья, у нее кошачья голова, ну и что?! Она прекрасна, жизнь не может не быть прекрасной, а гроза дарит крылья всем.

– Это было прекрасно, но хватит с меня,
Здесь нужны птичьи крылья и сердце коня.

– Сударь, возвращайтесь! – кричит вслед Марселю Арно.

– Мы будем ждать! – подхватывает та, с кем он танцует, ярко сияют люстры, хрусталь дробит, мелет звезды в радужную пыль.

– Я вас… не знала, Ро!

– Я тоже… сударыня!

– Леона, Ро! Леона…

Хлопают в ладони друзья, толкаются зрители, они есть, и их нет… Нет никого, только двое в отсеченном песней круге… Не важно, что будет, когда отзвенит гитара, когда придет гроза, когда пройдет ночь. Они никогда не увидятся вновь, они будут вместе до конца времен. У них не будет ничего, у них есть всё… Эта ночь, эта песня, этот ветер, что ласкает молнии. Прошумят крылья невидимой и неведомой птицы, пробежит пламя по телу лозы, это еще не вино, это только солнце, только танец, только пламя, пламя, пламя…

Четыре звезды в глазах, жемчуг смерти,
Четыре кинжала в сердце, берег песни,
Четыре песни в сердце, пламя лета,
Четыре лета в песне, голос сердца,
Четыре звезды в глазах…

Четыре звезды – это память, тень памяти – это гордость, тень гордости – это нежность, сердце нежности – это осень, сердце осени – это пламя, четыре пламени – это песня.