Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

Фурис что-то объяснял артиллеристам, Василис с Николетисом наперебой вспоминали какие-то прыжки через рогатки, отец Ипполит квохтал над растерянным Пагосом, а стоявшие наособицу Пьетро с Агасом чему-то улыбались. Глянешь, не зная, вроде бы все разбрелись по разным углам, но — внезапно понял Карло — эти люди вместе, причем надолго! В корпус их занесло разными дорогами, из Кагеты вернулись уже хорошие знакомые, но друзьями, если не больше, их сделали слухи о морисках, проклятая мельница, еще более проклятые усадьбы и сегодняшний штурм. Северорожденный корпус перерос свое название, став армией Кипары и Мирикии, пусть маленькой, но готовой к бою. Именно это и нужно сказать, поднимая первый тост. Чтобы запомнить пришедшие в голову слова, маршал тихонько произнес их вслух, и тут же будто с неба свалилась заключительная фраза, которая — нет, не повторяла — отражала предсмертные стихи Лидаса. Будто вода — пылающий мост…

— Пустыте мэна! — завопило сбоку, где обнаружилась садовая дверь. — Я хачу выдет этого гразнага лгуна, я ыду гаварыт ему правду! Он — глупэц и трус, он дэржал мэна в гадком кублэ, он нэ вэзот мэна к ымпэратору…

Ало-золотая куча вкатилась на террасу, потрясая кулаками и блестя галунами. Сабли придурку Турагис все же не дал, зато одел и раскормил. Пламенеющий казарон с лоснящейся ряхой, которая теперь слегка скрадывала нос, прокатился между кавалеристами и топнул ногой.

— Гдэ маи псы?! — взревел он, — гдэ маи комнаты?! Кагда мы едэм к ымператору, он ждот мэна, он будэт знат правду! Ты прэдавал ымператора и заточал мэна у старого бэздэлныка и дурака. Он сдыхал, как тупой баран, тэпэр я трэбаю…

Разожравшийся урод никого не забыл оскорбить. Тех, кто его пригрел и снабдил псами, тех, кто его не прибил вместе с разбойниками, а взял с собой; мертвого Хаммаила, живого Баату, далекого Курподая, всех кагетов, всех гайифцев, весь корпус…

— Какал я на тэба! — надрывался Пургат. — На тваих свынскых ослов, на тваю пахлую Мырыкыю! Вас будут давыт как тараканов, я буду давыт, вы будытэ хрустэт под маим каблуком вот так!

Первой жертвой казаронского гнева стала ни в чем не повинная глиняная кружка, позабытая кем-то на подоконнике. Пургат, не забывая потрясать кулаками, затопал сапожищами по пестрым осколкам, в самом деле хрустнуло, и тут на Карло накатило.

— Йорго! — не хуже кагета рявкнул маршал. — Пистолет.

— Я дабьюс уваженный и прызнания маих заслуг! Я…

— Мой маршал, — адъютант протягивает пистолет, в глазах удивленное сомнение. Брать в руки оружие, чтобы, помахав им перед чужим носом, убрать — нелепо, а Пургат давно стал чем-то вроде несварения, к придурку привыкли, солдатам так и вовсе смешно.

— Почему мэна, госта ымпэратора, не звалы на пыр?! Со всэм уваженыем? Мэна удалылы, чтобы я нэ гаварыл правду, чтобы я не мэшал дэзертырам сидэт в ванучей Мырыкыы, когда ымпэратор сражаетца!!!

Карло спустил курок совершенно осознанно; он целил в дубовый лоб, но Леворукий защищает своих бацут. Сухо и безобидно щелкнуло, кошачий кремень осекся, к вящему удовольствию Пургата.

— Трус! Храмой мэрын, я гавару в твое тупое лицо, ты…

— Пистолет, — прорычал маршал, не глядя протягивая руку. Оружие нашлось сразу и на сей раз не подвело. Грохнуло, алый бархат на груди урода дернулся, будто под ним оказалась мышь, и тут же из дыры плюнуло кровью. Подавившийся не то словом, не то кашлем казарон грохнулся на спину, кисло завонял сгоревший порох…

— Бацута! — Карло оглянулся и увидел сжимающих свои пистолеты офицеров; с пустыми руками был лишь Фурис. — Кажется, это ваше оружие?

— Да, — подтвердил бывший писарь, — и очень надежное, я наводил справки. Мастер Файерман из Эйнрехта достоин исключительного доверия.

— Благодарю. Все, за что вы беретесь, осечек не дает. Во всех смыслах. Пусть… уберут.

— Чего ждать? — весело откликнулся Медерис, оттеснив уже перебирающего над покойником четки Пьетро и хватая труп за дорогущие сапоги с гигантскими шпорами, — заодно и уважение окажем!

— Именно, — подхватил Агас. — Самое-пресамое уважение. Не кто-нибудь, а сам командующий прибил. Лично.

— Бери выше, — поправил Ламброс, завладевая лапами казарона, — сам Прибожественный эту бацуту кончил. Ну и отожрался, скот эдакий!

— Да, опоздал я, — пробормотал Карло, косясь на отца Ипполита, но тот, кажется, не злился. — Зря я эту скотину у Хаммаила отбил.

— Кто знает, — Пьетро неторопливо убрал четки. — В том, что вы сверх меры продлили бытие сего хулителя и взяли с собой, есть определенный смысл. Вы сбросили напряжение сегодняшнего дня, не обидев ненароком никого из соратников, и заодно исправили былую ошибку. Спасать тех, кто приходит на пир, чтобы его испортить, противно Создателю, заповедовавшему детям своим радость и любовь.

— Ничего себе! — ахнул Ламброс. — И кто ж такую прелесть сказанул?

— Так мог бы сказануть мой дед, — кротко откликнулся клирик, — но сказанул ли, я не знаю. Господин командующий, к нам изволит присоедини…