Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти

Фельсенбург дернулся что-то сказать, но сдержался, только взглянул на адмирала. Вальдес подкинул кольцо с изумрудом, поймал, поднес к глазам, снова подбросил. Леворукий бы побрал молчание! Бермессер свою веревку заслужил, как убийцы Муцио — топор. Отец, окажись он в шкуре Кальдмеера, не колебался бы, да и сам Луиджи... Разве что принимать свою месть из чужих рук обидно. Кто ты такой, если не смог сам?

— У тебя — дружки, — немолодой дриксенец, вроде бы боцман, протянул шкиперу руку, — у меня — внук...

— Я обещал фок Шнееталю. — Больше Фельсенбург на своего адмирала не косился. — Бермессер и его сообщники отправятся на рей именем Дриксен. Здесь нас трое, но лейтенант Лёффер тоже был у Хексберг. Пусть четвертым будет он.

— Постой, Руппи! — дернул щекой Кальдмеер. — Адмирал Вальдес, мы принимаем ответственность за казнь на себя. В память «Ноордкроне» и других погибших. Адмирал цур зее Бермессер и шаутбенахт фок Хосс будут повешены.

— Будут повешены все, кто лгал под присягой, — уточнил Вальдес. — Я насчитал одиннадцать человек.

— Двенадцать, — поправил Фельсенбург. — Еще Троттен.

— Руппи, — тихо окликнул Олаф, — Троттен не был в Хексберг и даже не давал показаний. Ты сводишь личные счеты...

— Да, свожу! По трактирам с враньем шлялось пятеро, осталось трое... Эта кочерыжка клялась быть рядом с Бермессером всюду. Вот и будет!

— Туда и дорога, — буркнул шкипер. — Те хоть со страху гадить начали, а этот для удовольствия.

Адмирал больше не спорил.

— Вальдес, — попросил он, — если это возможно... На флагмане должен быть палач, а священник есть на каждом линеале.

— Пусть поищут, — согласился Ротгер, — вряд ли эти господа ходили на абордаж.

— Палачу надо платить, — напомнил Фельсенбург. — Господин Вальдес, мои деньги остались на «Селезне», и я не знаю, принадлежат ли они еще мне...

— Разумеется, но флагманскому палачу пристало получать плату из корабельной кассы, а что останется... Шкипер, вы примете эти деньги в счет неустойки за сорванный фрахт? В конце концов, вам его испортил Бермессер.

— Спасибо, конечно... Только лучше б мне заработать по-честному. На том же кэналлийском.

— Фридрих без кэналлийского обойдется.

— Какой такой Фридрих?! Мы тут с его фельпским высочеством как раз думали, с каким бы ему товаром к родителю вернуться...

— А что? — засмеялся Вальдес. — Почему бы дриксенскому шкиперу не отвезти фельпскому герцогу кэналлийского? Мир сходит с ума, так пусть он делает это весело!

3

Статного священника Руппи помнил куда лучше, чем тот хотел бы, а вот палач был новым — папаша Гюнтер навеки остался на «Ноордкроне». Вальдес играл с кольцом, Кальдмеер молчал, пришлось начинать разговор.

— Как тебя зовут?

— Киппе, господин. Симон Киппе.

— Знаешь, что нам нужно?

— Сказали.

— Ты готов?

А если не готов, тогда что? Грольше с Польдером звать? Вздернуть-то они вздернут, только как бы какая мразь не сорвалась.

— Сделать я могу, — сощурился Киппе, и Руппи почудилось, что в ручищах палача фляжка, и он по ней сейчас щелкнет, — а потом что? Ни места, ни головы! Я на четыре года подряжался, сейчас тринадцатый месяц идет...

— Жалованье за оставшиеся месяцы ты получишь. И за сегодняшнее.

— Неправильно так. Или жалованье, или за работу.

— Выбирай.

— Жалованье, сударь. Ну а если я вам глянусь, свистните, как вернетесь.

— Ты меня знаешь?

— Слышал. И про вас, и про господина адмирала цур зее, дай Создатель здоровьица... Фрошер говорит, дело спешное?

— Хорошо бы закончить дотемна.

— Успеем, если не тянуть.

— Гонсало, — подал голос Вальдес, — проводи куда нужно. Обоих...

— Я не смогу, — закатил глаза священник. — Двенадцать человек до захода солнца... Это ужасно!

— Шварцготвотрум! — рыкнул Канмахер, он тоже знал про серого подлеца со «Звезды». — Оптом отпоешь, а исповедоваться... Исповедовались они уже сегодня.

— Кому? — Клирик завертел головой. — Господин адмирал цур зее — добрый эсператист, он не станет...

— Он уже стал! — Пальцы Руппи сжались в кулак. — Отправляйтесь и благодарите Создателя, что юркнули ему под подол... Иначе быть бы вам тринадцатым!

— Я... Господин Фельсенбург, я был вынужден... Человек слаб...

— Вы и сейчас вынуждены. Вон!

И это тоже служитель Его! Отец Луциан, брат Орест, отец Александер и этот. Только чего удивляться. На каждого Ледяного найдется Бермессер, а то и два... Бешеный в Хексберг говорил о чем-то таком, но тогда подлость еще не распухла в пол-Дриксен... Лейтенант мотнул головой, отбрасывая лезущие на глаза волосы. Усталость давала себя знать все сильнее. Сколько же всего влезло в неполный день — встреча, погоня, беготня по островку, плен, кэцхен и закат, сумасшедший, как сама жизнь. Не желающее быть круглым солнце то клонилось к воде, то отшатывалось от горизонта, словно тоже ждало.

— Пляшет, — сказал Вальдес, — с осени пятый раз...

Пронеслась кавиота, раздался тоскливый стонущий крик. Неужели забросить двенадцать веревок так долго?

— Дозвольте доложить! — Говорить вперед адмирала и лейтенанта Йозеву было тяжко, но чувство долга пересиливало. — Ну... Команду бы на палубе выстроить... Иначе непорядок!

— Нет! — отрезал Кальдмеер.