Сердцебиение

Несмотря на то, что я не желаю говорить, где я, ты сам понимаешь, где в данный момент я нахожусь. Я знаю, что тебе не понятны мотивы моих действий, но тебе и не нужно понимать их, просто прими это, как данность, и продолжай жить дальше. Но прошу тебя, несмотря на то, что бы ты не думал обо мне, с какой бы отчаянной силой ты не презирал меня, я прошу тебя помни, что я буду любить тебя до того момента, пока мое сердце не прекратит биться под гнетом боли от потери тебя.

Когда-нибудь, Кейд, я уповаю на то, что ты сможешь взглянуть на все пережитое и улыбнуться. Потому что, как бы то ни было, любовь что мы испытывали с тобой, заслуживает этого, заслуживает иметь в памяти свой уголок, ведь она смогла возвыситься над всем на этой прогнившей земле.

Мне так жаль, малыш. Очень, очень жаль.

Я тебя люблю, и каждый раз, когда мое сердце будет пропускать удар — ты будешь находиться в моих мыслях. Когда-то давно ты сказал мне, что мной наполнен каждый удар твоего сердца, так вот знай, что ты также присутствуешь в каждом ударе моего. Там всегда был только ты, Кейд, но сейчас я должна уйти к нему.

Не приходи за мной.

Твоя навсегда,

Фэй.

Я сложил письмо и убрал его обратно в конверт, доставая кольцо, которое она положила внутрь. Оно было таким крошечным, что даже не налезло бы на мой мизинец. Оно переливалось разными цветами в ярком свете, словно отражая глаза своей хозяйки.

Оно ударилось о поверхность зеркала, когда я запустил им в него, в следующую секунду исчезая в помещении гардеробной. Лампа на ночном столике у кровати последовала следом за кольцом. Затем и сам ночной столик. Фотографии, что украшали стены, легко поддались моему натиску, когда я рвал их. Деревянные стойки на каркасе кровати с легкостью ломались в моей хватке. Матрас, который когда-то гостеприимно встречал наши тела, разорвался на части в моих руках, как и мое сердце, когда перья, что наполняли его, высыпались на ковер. Мои неистовые крики от безудержных страданий вырывались из меня с такой же легкостью, с какой я рушил комнату.

Однако ничего из этого не могло сравниться с моей растерзанной душой, с моим вдребезги разбитым сердцем или с ненавистью, что наполняла мои вены. Разрушенная комната не шла и в сравнение с тем хаосом и руинами, что царили внутри меня. Злость подпитывала меня, гнев придавал сил для того, чтобы мое сердце продолжало биться, а презрение было единственной эмоцией, что помогала моим легким вентилировать воздух. Она вернулась к этому животному.

Я почувствовал, как Дженсон схватил меня, прежде чем они с Фрэнком подняли меня на ноги. Им пришлось вдвоем удерживать меня по дороге в ванную и заставлять принять душ, чтобы хоть как-то суметь успокоить мой гнев. Только обжигающее покалывание холодной воды могло утихомирить бушующую бурю внутри.

Крики были единственной вещью, которая могла хоть как-то дать выход моему гневу, кулаки обрушивались на плитку и разбивали керамику, в то время, как Дженсон не отпускал меня, пока я наконец не издал тяжелый вздох и расслабился в его руках.

Я схватился за друга, когда он усадил нас на пол и прижал мое тело к себе, обхватив меня руками, удерживая.

— Тихо, приятель. Успокойся. — Его голос звучал приглушенно, чувство опустошения, испытываемое им за меня, было таким же сильным, как и мое собственное горе.

Я рыдал, цепляясь за него, пока мурашки не покрыли всю мою кожу и сердце не забилось снова, а дыхание стало глубоким и медленным. Я больше не жил. Я существовал. Сердце продолжало биться только для того, чтобы поддерживать жизнь внутри меня. Моя душа умерла. Но мне и не нужно было, чтобы она продолжала жить. Мне не нужно было, чтобы она искала отмщения. От Данте. Или от Фэй, что покинула меня... вновь.