Сердцедер

— Но я не допущу! — прикрикнул он. — Моя религия останется роскошью!

— Я хотел подчеркнуть, — поспешил объяснить Жакмор, — что именно в деревне слово кюре может оказаться очень значимым. Направлять грубые крестьянские умы, указывать им на совершаемые ошибки, открывать им глаза на опасность мирских соблазнов, сдерживать и усмирять их низменные инстинкты… Не знаю, вы в курсе того, что происходит в этой деревне… Я… гм… я приехал недавно и не хотел бы ни выступать в качестве судьи, ни шокировать вас своей реакцией на то, что вам наверняка кажется естественным, поскольку существует уже столько времени… ну… кюре мог бы, например, с амвона клеймить воровство и осуждать чересчур поспешные половые связи молодых прихожан, стараясь не допустить, чтобы разврат и сладострастие завладели его округом.

— Приходом, — поправил его ризничий.

— Приходом, — оторопело повторил Жакмор. — На чем я остановился?

— Не могу знать, — оборвал кюре.

— Ладно, а эта ярмарка стариков, — наконец решился Жакмор, — это просто безумие!

— Вы в каком веке живете?! — воскликнул кюре. — Ярмарка стариков? Какое мне дело до ярмарки стариков, позвольте вас спросить? Эти люди страдают… Страждущие на земле да обретут часть Царства Небесного. Сами по себе страдания не бесполезны, но меня в принципе не устраивают причины этого страдания. Меня коробит от того, что они страдают не по-Божески. Это просто скоты. Я ведь вам уже говорил. Для них религия — средство. Скотский материализм…

Он постепенно оживлялся, в маленьких глазках то и дело сверкали гневные молнии.

— Они вступают в храм победителями. Тоже мне, сыны Христосовы, агнцы Божьи. А знаете, что они у меня просят? Чтобы хорошо рос святокос. На благодать им наплевать! Она у них уже есть! У них есть Слява! Я буду бороться до конца, но не отступлюсь! Я не буду взращивать их святокос! Слава Богу, у меня еще остались верные друзья. Их мало, но они меня поддержат.

Он усмехнулся.

— Приходите в воскресенье и увидите… Увидите, как плоть плотью вышибают. Я заставлю этих скотов взглянуть на самих себя со стороны. Их пассивность столкнется с еще большей пассивностью… И от выбитой искры возгорится тревожное пламя, которое обратит их в лоно церкви… роскоши!.. Той роскоши, право на которую даровано им всемилостивым Господом.

— А что же с крещением? — напомнил Жакмор. — В воскресенье после обеда?

— После мессы я уточню время, — повторил кюре.

— Хорошо, — сказал Жакмор. — До свидания, господин кюре. Я восхищен вашей церковью. Любопытная конструкция.

— Любопытная, — согласился кюре. И опустился на стул с отсутствующим видом.

Жакмор вышел через уже знакомую дверь. Он чувствовал себя немного утомленным.

«Ох уж эта Клементина… с ее изнурительными поручениями, — думал он вслух. — Скорей бы тройня подросла. А еще эта история с принудительной мессой…»

Наступал вечер.

«Принудительная месса — это просто возмутительно!»

— Возмутительно, — подтвердил большой черный кот, сидевший на стене. Жакмор посмотрел на животное. Кот заурчал, вертикальные черточки раскололи пополам желтые глазища.

— Возмутительно! — подытожил Жакмор, срывая на ходу какой-то злак, мягкий, круглый, цилиндрический. Сделав несколько шагов, он обернулся. Посмотрел на кота, призадумался и снова пустился в путь.

XVII

2 сентября, воскресенье

Готовый к выходу, Жакмор слонялся по коридору. Он снова облачился в официальные одежды и чувствовал себя несколько стесненно, словно актер в костюме посреди пустой сцены. Наконец вышла служанка.

— Долго же вы, — сказал Жакмор.

— Это штоб красивой быть, — оправдалась она.

На ней простоватилось выходное платье из пикейной ткани белого цвета, к нему прилагались черные туфли, черная шляпа и белые фьезелевые перчатки. В руках она теребила требник в затертом кожаном переплете. Кожа на лице лоснилась, алели безвкусно накрашенные губы. Тяжелые груди натягивали корсаж, грубо, но крепко сбитые ягодицы убедительно наполняли оставшуюся часть платья.

— Пойдем, — позвал Жакмор.

Они вышли вместе. Она казалась оробевшей и из уважения к Жакмору старалась дышать как можно тише.

— Итак, — спросил он метров через сто, — когда же я вас пропсихоанализирую?

Она покраснела и бросила на него взгляд исподлобья. Они как раз проходили около плотной изгороди.

— Сейчас никак нельзя, скоро месса… — сказала она с надеждой в голосе.

Психиатр понял, о чем она подумала; он почувствовал, как затопорщилась его рыжая борода, и решительно повел девушку к изгороди за обочиной. Они юркнули в узкий тернистый лаз — колючий кустарник расчехвостил красивый жакморовский костюм, — и выбрались на огороженную со всех сторон поляну.

Служанка осторожно сняла черную шляпу.

— Не спортить бы ее ненароком, — сказала она. — Ой, гляньте, да ведь я вся зеленая буду, ежели мы прямо здесь, на траве…

— А вы встаньте на четвереньки, — предложил Жакмор.

— Само собой, — ответила она с таким видом, как будто считала эту позу единственно возможной.