Сердцеедка на миллион долларов

Какой же он сильный, теплый, такой надежный. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной.

Но разум кричал, что это мираж, и следует быть осторожнее. Да, Остин очень добр к ней, благороден. Но он из тех мужчин, которые совершают правильные поступки по отношению к любой женщине. И это не значит, что он не сможет разбить ей сердце.

Она отстранилась, ощущая потребность отгородиться, чтобы оставаться сильной.

— Завтра я поговорю с родителями. Если они согласятся отдать мне наследство, у нас с ребенком появится собственный дом. Тогда не придется вовлекать тебя в мои проблемы.

Остин, усмехнувшись, покачал головой.

— Я уже вовлечен по самую шею.

Она вдруг почувствовала слабость в коленях. Сделала два шага в сторону кровати, села на нее.

Остин внимательно посмотрел на Брук.

— Что случилось?

— Ничего, правда. Просто голова немного кружится, но сейчас все пройдет.

Он скрестил руки на груди.

— Хочешь остаться здесь до утра? Я могу купить все, что нам нужно, в соседнем магазинчике.

Практически невозможно отказаться от заманчивой перспективы провести ночь с Остином, пусть даже в этом непривлекательном номере. Так легко представить, как они будут заниматься любовью всю ночь и проснутся обнаженными в объятиях друг друга.

У нее перехватило дыхание.

Взгляд Остина сузился.

— Ты уверена, что все в порядке? Ты покраснела.

— Я в порядке.

Если она собирается стать матерью, пора начинать принимать зрелые решения.

— Мы не можем здесь остаться. Завтра мне нужно быть в клубе, поработать над росписью. А до этого придется встретиться с родителями, сообщить им новости.

— Неужели ты не хочешь дать себе время привыкнуть к новому положению? Ты сильно шокирована, Брук.

— Я не могу допустить, чтобы это висело у меня над головой как дамоклов меч.

Он медленно кивнул.

— Справедливо. Тогда знай, ты не в одиночестве. Я буду с тобой, когда ты расскажешь им все.

Она запротестовала, представив, какая буря разразится.

— О боже, нет. Это ужасная идея. Я не собираюсь рассказывать им о тебе.

— Не глупи. Мы уже выяснили, что я могу противостоять твоей матери. Кроме того, рано или поздно правда выйдет наружу.

Несмотря на скептицизм, она кивнула, соглашаясь.

— Если ты настаиваешь. Только потом не говори, что я не предупреждала.

Остин отвез Брук домой. Высадить ее у родительского дома оказалось сложнее, чем он ожидал. Он уже чувствовал, что она принадлежит ему, поскольку собирается стать матерью его ребенка. Это много значит.

* * *

На следующее утро он встал, сразу подумав о том, удалось ли ей поспать больше, чем ему. Душ почти не помогал компенсировать последствия бессонницы. Остин побрился и тщательно оделся, не желая давать Гудманам ни единого повода смотреть на него сверху вниз. Не ради него самого, а ради Брук.

Остин уже увидел, как мать относится к дочери. Не нужно быть гением, чтобы сделать вывод, что такой мужчина, как он, никогда не войдет в список подходящих мужей для Брук.

Брук настояла на том, чтобы самой все рассказать, поскольку знала, как обращаться с матерью и отцом. Он неохотно согласился.

Дом Гудманов выглядел внушительно и роскошно. Будучи архитектором, Остин прекрасно разбирался в качестве и ценах всего, что связано со строительством. Да уж, семья Брук не жалела средств. Интересно, Брук живет здесь с рождения?

Он позвонил, служанка в униформе впустила его и провела в столовую. Слуги накрывали завтрак. На обеденном столе красовались фарфоровый сервиз, хрустальные бокалы, приборы из старинного серебра. Все это переливалось в лучах солнечного света, попадавшего в комнату сквозь французские окна.

Брук встретила его с улыбкой, хотя за ней крылось напряжение. Гудманы были холодны, но вежливы. Как только они сели за стол, Саймон Гудман обратился к Остину:

— Моя жена сказала, что вы выполняете временную работу для Гаса Слэйда.

Он явно сделал акцент на слове «временную».

— Да, сэр. Точнее, для Техасского клуба скотоводов. Я веду строительство.

— А у вас есть соответствующие навыки?

Остин проглотил гнев.

— Ученая степень в области архитектуры и многолетний опыт работы в строительном бюро в Далласе.

— Но сейчас вы больше не работаете в этом бюро?

— Папа!

Возмущенное восклицание Брук ни на что не повлияло. По какой‑то необъяснимой причине Маргарет Гудман молчала. Странно. Остин внутренне вздохнул.

— Когда заболела моя жена, ей понадобился постоянный уход, и я уволился. Она умерла шесть лет назад, и все это время я переезжаю с места на место.

Брук встала так резко, что стул задрожал. Она посмотрела на отца.

— Не могу в это поверить. Ты заставляешь меня краснеть, потому что ведешь себя ужасно грубо. Остин — мой друг. Он не заслуживает испанской инквизиции.

Мать Брук махнула рукой.

— Садись и ешь, Брук. Ты никого не проведешь. Твой отец вправе задавать столько вопросов, сколько посчитает нужным. Ты привела Остина, чтобы убедить нас, будто безумно влюблена в разнорабочего, не так ли? А в качестве свадебного подарка мы должны отдать тебе наследство?

Повисла оглушительная тишина. Потом Брук откашлялась и заговорила: