Сердцевина граната

Матушка наша была хорошая женщина, но, ей-богу, с придурью. Это ж надо придумать – Аврора! Удружила младшенькой, нечего сказать. Та, чуть подросла, стала имени стесняться – дразнили ее, как и следовало ожидать, крейсером. Девчонку так задергали, что она к шестнадцати годам, когда паспорт получала, имя сменила. Стала Александрой. И правильно, я считаю. Но вот зачем она сама дочку Кирой назвала.? Какие такие греческие боги ее надоумили? Нет бы – Машей, Дашей или Полиной! В школе дочку Киркой дразнили… Хоть и недолго – после третьего класса учителя к ней домой стали ходить. Как раз и деньги у матери в кармане зашевелились, слава тебе, господи. А до этого чего только мы с ней ни делали – и полы в аптеке драили, и газетами торговали у метро, и посуду по ресторанам мыли… Потом уж цветами она занялась. Без образования сейчас никуда. Александра-то института своего не кончила.

Я про Александру плохого не скажу. Я сама, считай, ее вырастила. Мамка после родов померла – шутка ли шестого ребенка под полтинник родить! Какого угодно здоровья не хватит, а мать всю жизнь была затурканная. Муж гонял ее, как лошадь на корде, все по его делалось. Потому и всех детей нормально назвали, как батя хотел. Меня вот Галиной. Еще были сестры. Ольга и Мария, да уже померли. Аврора – так матушка перед смертью просила дочку назвать, и отец уважил. Все же он ее любил. Как умел. Слишком нрав у него был тяжелый. Только перед смертью умягчился. Тогда Александра как раз из Петербурга вернулась. С кузовком. А он ничего, даже не попрекнул. Меня б со свету сжил! Да не дал бог детей, ни брачных, ни внебрачных. Только мужа-алкаша, да и тот давно загнулся. И вся моя семья осталась – Александра да Кира. Теперь Киры нет. И Александра пропадет. Глаза у нее уже безумные. Девять дней, считай, прошло. Десятую не поспит – спятит, это уж и к гадалке не ходить.

Крон и Рея

Ленька Морозов был деревенским сиротой. Колченогий, конопатый мальчишка, злой, как волчонок, никому не нужный и не милый. После смерти отца-бобыля мотался по деревне без призора, промышлял мелким воровством. Прибили бы его добрые односельчане до смерти, но поп вступился. Пригрел сироту. Кто говорил – от доброты душевной, кто – польстился отец Василий на дармового работника. Сам батюшка был худ, мал и слабосилен, имел прискорбную слабость к спиртному и в деревенском хозяйстве смыслил мало. Впрочем, человек был незлой и не жадный. Работал у него Ленька от зари и до зари, но кто в деревне иначе живет? А кормил его отец Василий за своим столом, что семья ела, то и он. Только попадья была вредная, приемыша шпыняла нещадно, куском попрекнуть не стыдилась. Но, опять же, брань на вороту не виснет. Поповы дети тоже от мамашкиного нрава немало перенесли.