— Я не чувствую никаких моральных обязательств поддерживать Анабель материально. Никаких. Однако у меня есть предложение, способное разрешить эту проблему. Уже много лет меня беспокоят сообщения моих друзей, посещающих Соединенные Штаты. Мне говорили о том, что ты охотишься за выгодными заказами на портреты, ища клиентов у хозяев тех богатых домов, где останавливаются эти мои друзья. Мне-то в отличие от них известно, зачем тебе нужны деньги. Так вот знай, единственное условие, при котором я соглашусь взять на себя все расходы по содержанию Анабель, пока она не умрет, заключается в следующем: ты откажешься от своей паршивой работы и от халтуры на стороне, от всех этих своих портретов — и возвратишься в Лондон.
— Ты и правда сошел с ума! — медленно прошептала Дэзи.
— Почему же?! Я ничего не прошу в обмен на те расходы, которые в течение многих лет будут висеть на мне тяжелым бременем. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты жила так, как подобает моей незамужней сестре, то есть респектабельно. Я даже готов позволить Анабель остаться в «Ла Марэ», поскольку ты так трогательно воспринимаешь ее привязанность к этому дому. И естественно, я возьму на себя заботу о твоей сестре.
— Но тогда я превращусь в твою пленницу!
— Абсурд! Не разыгрывай мелодрам. Я просто хочу, чтобы ты заняла нормальное место в обществе той страны, где это общество еще что-то значит. Твоя жизнь в Нью-Йорке просто отвратительна. Вульгарный мир, в котором живут вульгарные люди. Мне стыдно за тебя перед своими друзьями. Я обеспечу тебе защиту и безопасность. Мне ничего от тебя не надо. У меня есть своя собственная жизнь.
Голос Рэма звучал холодно и рассудительно, но Дэзи ясно видела: глаза его по-прежнему цепко держат в фокусе ее лицо и тело. Они шарили по ней, будто впивались когтистыми кошачьими лапами. Похоть, словно пудра, лежала на его тонких красивых губах. Ей уже случалось бывать свидетельницей его безумия, и она видела, что он ничуть не изменился, — разница была лишь в том, что на этот раз она знала ему цену.
— Каждое твое слово — ложь. Ты снова станешь за мной охотиться, как и прежде. Я это чувствую! Ты говоришь, моя жизнь в Нью-Йорке отвратительна. А я говорю, что, если бы мой отец был жив, он убил бы тебя! — Ее голос поднялся до опасных высот.
— Замолчи! Замолчи! Люди услышат!
— Почему это я должна молчать? Чтобы избавить тебя от стыда перед людьми? Ты что думаешь, мне не плевать… Думаешь, я позволю тебе вынудить меня поступить против своей воли?
— Анабель… — начал он снова.
— Шантаж! — Ее буквально трясло от ярости. — Как ты можешь жить с этой мразью в душе?
Дэзи развернулась и пошла к салону. Распахнув дверь, она остановилась на пороге с открытым ртом, из которого вырывалось тяжелое дыхание, и с глазами, ищущими одного человека — Ванессу. Когда наконец она увидела ее сидящей за карточным столиком, она медленно приблизилась и положила ей на плечо горевшую ладонь.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Дэзи, комарик! А нельзя подождать, пока закончится игра?
— Нельзя!
Звенящий голос Дэзи заставил Ванессу поспешно встать.
— Выйдем! — бросила Дэзи негромко.
Ванесса послушно повиновалась: заметив устремленные на них обоих вопрошающие взгляды, она, однако, постаралась изобразить на лице беспечную улыбку и махнула рукой, дав понять, что ничего особенного не происходит.
Впрочем, как только они очутились на палубе, выражение ее лица сразу же переменилось.
— Что происходит, Дэзи? Как ты могла позволить себе такое?
— Иди и скажи капитану, чтобы он повернул обратно и высадил меня на берег! Ты слышишь, Ванесса?
— Это невозможно. Приди в себя, успокойся…
— Ты получила от меня сполна. Все мои долги… Я их уже заплатила. Учти, Ванесса, я тебя предупреждаю…
Ванессе, с ее опытом и проницательностью, не требовалось повторять дважды. Ярость, ясно читавшаяся в глазах Дэзи, казалась столь неукротимой, что беды не миновать. Она поняла это мгновенно: ведь в ее идеально сбалансированной жизни, полной весьма опасных, но таких восхитительных тайн, необходимо было уметь тотчас же избавляться от риска и его последствий.
«Что же такое мог сделать Рэм? — крутилось у нее в голове, в то время как она направлялась к капитанскому мостику. — Ах, чего бы я только не отдала, чтобы выяснить, в чем тут дело!»
— Что происходит? — требовательно спросил Патрик Шеннон у секретаря, усаживаясь за свой рабочий стол.
Он только что возвратился из Токио и рассчитывал, что поверхность его стола будет столь же чистой, как перед его отъездом. Все три его секретаря обязаны были составить досье с материалами, требовавшими внимания самого патрона. Шеннон еще не успел попросить принести материалы и документы. Между тем на его столе кто-то разложил шесть фотографий.
— Это мистер Биджур распорядился. Он хотел, чтобы вы сразу же увидели снимки, — ответил секретарь на недоуменный вопрос шефа.
Патрик взял со стола все шесть фотографий, к каждой из которых был подколот листок с пояснениями.