Серебряная богиня

Юная Синди Шорт восседала на прелестном пони, а Дэзи досталась рослая гнедая кобыла, приобретенная Шортами два года назад на всемирно известном июльском аукционе лошадей-однолеток в Кинленде за кругленькую сумму п сорок тысяч долларов. Позавтракав вместе с Синди рано утром и проведя с девочкой утренние часы в конюшне, Дэзи успела стать ее закадычной подружкой. Собираясь кататься верхом, Дэзи оделась со строгой элегантностью. Она собрала волосы в узел на затылке и заправила под обтянутый сверху черным бархатом защитный шлем, являвшийся столь же неотъемлемой частью костюма наездника, как каска у строительных рабочих. Концы своих туго заплетенных кос она связала лентой, чтобы выбивавшиеся пряди не цеплялись за ветви деревьев.

— Синди, — крикнул Хэм Шорт, которому не терпелось похвастаться перед гостями успехами своей дочери в верховой езде, — ты поезжай первой, а мы — за тобой.

Привыкшая к своей роли образцово-показательного ребенка, Синди тронула рысью, а потом перевела пони в галоп. Дэзи, которой хотелось понаблюдать за своей будущей моделью во время езды верхом, подождала, пока Синди успеет покрасоваться перед восхищенными зрителями, а потом последовала за пухленькой фигуркой девочки. В это свежее виргинское утро Дэзи сидела на лошади со столь благородным и непринужденным изяществом, что могла бы являть собой необыкновенно величественное и грациозное видение, если бы не Тезей, трусивший у самых копыт лошади своей характерной, раскачивающейся, словно у полупьяного, побежкой.

Патрик Шеннон, глядя вслед удалявшейся по некрутому подъему Дэзи, внезапно понял, что такое настоящая верховая езда. «Кем бы она ни была, — подумал он, — но дело свое знает». Шеннон, всю свою жизнь проведший в борьбе за место под солнцем, имел наметанный взгляд и сразу отличал людей, без видимых усилий выполнявших заведомо трудную для остальных работу. Глядя вслед удалявшейся Дэзи, он видел стройную, прямую спину, абсолютную неподвижность ее рук и плеч, легкую, уверенную посадку ее головки и переполнялся восхищением и горечью. Он остро завидовал ее рассчитанным движениям, над которыми сам, обливаясь потом, бился последний месяц. Для того чтобы так управлять лошадью едва заметными движениями рук, коленей и лодыжек, заставляя треклятое животное ровно идти вперед, причем ни шагом, ни рысью, ни легким галопом, а вот так, быстрым галопом, не прикладывая при этом ни малейших усилий, надо просто родиться в седле, думал Шеннон. Это — врожденное, данное от бога, в отличие от всех остальных людей, обычных, вроде меня, которым всему этому надо прилежно учиться.

В тот момент, когда он убеждал себя расслабиться, Хэм Шорт направил свою лошадь к нему.

— Как вы смотрите на то, чтобы нам отстать от остальных? — осведомился Шорт. — Я предпочитаю седла западного типа, в них удобно, как в кресле-качалке. Простите, но у меня было мало времени, чтобы освоить английское.

— Как пожелаете, — ответил Шеннон, а Хэм Шорт удивился про себя, почему гость выглядит столь ошеломленным.

* * *

Ванесса Валериан и Топси возвращались домой почти в полном молчании, изредка нарушаемом любезными замечаниями приехавшей относительно погоды, великолепия особняка и красоты окружающей местности. Но все ее реплики с трудом доходили до сознания Топси. Когда они вышли на подъездную дорожку к дому, Ванесса обняла Топси одной рукой за талию.

— Покажите мне дом, — приказала она своим низким, страстным голосом, придававшим ей большую долю очарования. Она была гибкой, как тростинка, такой тонкой и стройной, что платья, смоделированные ее супругом, всегда сидели на ней лучше, чем на любой из профессиональных манекенщиц. Она тщательно следила за своей внешностью, главную особенность которой составляла абсолютно белая кожа, резко контрастировавшая с черными, подстриженными под мальчика волосами и свисавшей на глаза челкой. Эта немодная уже прическа «Принц Валиант» считалась ее «фирменным знаком», как писали модные журналы, и наряду с другими отличительными особенностями Ванессы придавала ей облик, благодаря которому эту женщину невозможно было спутать ни с кем. У нее была несколько тяжеловатая, почти прямоугольная нижняя челюсть, густо обведенные тушью почти восточного типа глаза, ярко-красная помада на полных губах, смелая, широкая улыбка, не сходившая с ее лица и запечатленная на всех когда-либо публиковавшихся в прессе ее фотографиях. Руки ее были удивительно хороши: длинные, изящные, но одновременно округлые и сильные — руки скульптора или пианистки. Ногти она всегда подстригала коротко и не надевала никаких колец. Ванесса никогда не пыталась хоть как-то усовершенствовать и изменить свою внешность и несла свой длинный нос с такой гордостью, будто он был знаком ее принадлежности к королевскому роду. В это теплое виргинское утро Ванесса выбрала тонкое платье из черного кашемира, огромные золотые серьги и восемь браслетов работы Дэвида Вебба, нимало не позаботившись о том, подходит ли ее туалет к данному моменту или обстановке.

Трепещущая Топси провела гостью по анфиладе роскошных комнат.