Серебряная чаша

Первым делом Василий взглянул на императора. Несмотря на свою полноту, Нерон выглядел очень молодо, и это обстоятельство удивило Василия. Затем его внимание привлекла очаровательная Поппея. Она возлежала рядом с императором. Императрица была действительно прекрасна. Нежно белый молочный цвет ее лица и обнаженных плеч резал глаза, медная копна густых волос сверкала в свете ламп. Одета она была в белую паллу.

Василий положил на стол мешочек с инструментами и стал на ощупь развязывать его. Он все никак не мог отвести глаз от этого прекрасного создания, которую в народе уже стали называть «плохой императрицей».

Вторые блюда были поданы с той же помпезностью, что и первые. Акробаты прыгали и скакали между гостями, в то время как музыканты надрывались, стуча, дуя, царапая и дергая струны. Перед императором, накрытым золотым плащом или покрывалом, находился стол длиною в сорок шагов. Один из рабов поставил на самую его середину что-то наподобие урны, а затем поднес горящий факел, и вспыхнуло яркое пламя. Теперь Нерон мог хорошо разглядеть блюда, которые рабы, прежде чем ставить на столы, проносили мимо него. Всевозможные рыбы, различные птицы, молочные поросята и прочая жареная и печеная живность проплывала перед глазами повелителя мира. Казалось, этому представлению не будет конца.

Нерон не обращал никакого внимания на подаваемые блюда. Остатки первых блюд лежали перед ним на столе. Он почти не притронулся к ним. Время от времени он тянулся к какому-нибудь блюду, но, едва попробовав, тут же терял к нему интерес. Цезарь не был голоден, и его окружение с беспокойством отметило, что великому императору скучно.

Сидя за рядом цветов в одиночестве за своим столом, Василий съел ломоть теплой говядины с новой подливкой и печеными фигами и сливами из Дамаска. Покончив с ужином, он помыл руки в тазу с благоухающей водой, который один из рабов поспешил ему поднести. Раб был вышколен настолько, что даже не смел поднять глаз от пола.

Затем Василий сделал несколько глотков вина. Да, такого вина он еще никогда не пробовал в своей жизни. Утолив жажду, юноша приказал все тому же рабу освободить стол от посуды. Когда это было сделано, он достал глину, инструменты и разложил их перед собой. И почти тут же он почувствовал себя спокойно и уверенно. Начав работать, он даже принялся напевать себе что-то под нос. Голова Цезаря была тут, прямо перед ним. Целая копна светлых локонов, выкатившиеся, застывшие, жадные до наслаждения глаза. Но вместе с тем в них отражалась большая настороженность, словно он боялся чего-то или не был уверен в себе. Крупный, мясистый нос. Борода была тщательно подстрижена и имела четкую форму. В волосы бороды были вплетены жемчужины и драгоценные камни. Губы императора были пухлыми и казались мягкими, но складки рта были жестокими. Это было лицо, на котором, казалось, отражалась борьба беспокойства с жестокостью. Лицо, на котором из-под выражения самодурства, кровожадного безрассудства еще проступали неуверенность и страх слабого юноши.

Василию не понадобилось много времени на то, чтобы изучить это жуткое лицо и принять нужное решение. Нечего было и думать, чтобы изобразить императора в соответствии с римскими традициями того времени. Тут невозможно было идти на поводу условностей. Никаких мертвых пустых глаз. Василий решил, что глаза Цезаря будут смотреть на мир с жадностью, а нос и рот должны отразить растущую алчность этого человека. Да, он сделает Нерона таким, каким видит его: неловким избалованным подростком, временами еще лающим, словно дикий зверь, но уже превращающимся, и довольно быстро, в гримасничающего сатира.

Если этот бюст покажут Нерону, то он вряд ли понравится ему. Василий очень надеялся поскорее покинуть дворец.

Его работа была уже в самом разгаре, когда Василий заметил Симона Волшебника. Он восседал на своем ложе, прямой как палка, в самой середине зала и со снисходительным видом вкушал ужин. В этот вечер он был одет во все черное. Его костлявое лицо было мрачным. Приглашенные старались не занимать мест рядом с ним, и эта изоляция придавала магу еще более зловещий вид.

Наблюдая за ним, Василий вспомнил сцену в доме Кокбека. Веревку под ковром и перевернутую ванночку с водой. «Какой пройдоха!» — подумал он, смеясь про себя. Несмотря на весь свой зловещий вид, Симон уже давно не производил на него никакого впечатления. Чего нельзя было сказать о Риме. Он был по-настоящему покорен.

До сих пор юноша не обращал никакого внимания на гостей. Теперь же он стал искать глазами Елену, но так и не нашел ее. И в этом не было ничего удивительного, потому что в зале было несколько сотен человек. Спектакль был очень поучительным. Гости Цезаря ели и пили с удивительной прожорливостью. Они испускали пронзительные крики, разражались глупыми приступами хохота… Неуверенной покачивающейся походкой мужчины время от времени подходили к диванам, на которых возлежали женщины помоложе.

Они садились рядом и угощали их вином. Но эти создания жаждали иных ласк, чем прикосновения к губам сладостных солнечных налитков.