Серебряная дорога

Хассан выбросил остатки кровянки в мешок для пищевых отходов и тщательно вымыл свою тарелку, затем отправил ее в сушилку. Лелле смотрел на его бычью шею и грубые руки. Когда-то Хассан поднял его с пола, где он валялся в собственной блевотине, отнес на второй этаж, поставил ведро рядом с кроватью и сидел рядом всю ночь, что уж точно не входило в обязанности участкового полицейского. Именно Хассан вылил самогон из канистры и перебил все бутылки со спиртным в доме в тяжелое время после ухода Анетт.

У Лелле защипало глаза, когда он подумал об этом.

— Тебе известно, что в окрестных лесах живут ветераны войны? — спросил он.

Хассан закрыл кран:

— Ты сказал — ветераны войны?

— Да, я повстречался с бывшим солдатом ООН однажды ночью, когда искал Лину. Он живет в заброшенной усадьбе. Видел бы ты его, бородатый и грязный, выглядит как настоящий дикарь.

Хассан вытер руки о кухонное полотенце, его глаза были наполнены грустью.

— Ты не думаешь, что тебе стоит взять паузу?

— Паузу? — спросил Лелле дрожащим голосом. — Моя дочь пропала три года назад. Целых три года, а вы не нашли даже самого крошечного следа. Как, черт возьми, я могу взять паузу?

— Ты убьешь себя.

Жжение в глазах усилилось, Лелле устало махнул рукой:

— Будешь кофе?

— Я не успеваю, но спасибо за еду.

Хассан вышел в прихожую, и Лелле слышал, как зазвенела связка ключей. Через окно гостиной он видел, как Хассан натягивал синие резиновые перчатки, пока шел к его «вольво». Дверь машины не была заперта. Потом он наблюдал, как Хассан начал копаться среди всякого хлама. Полицейский делал это так рьяно, что пыль и пепел взметнулись вверх и закружились вокруг его головы.

Лелле обернулся и бросил взгляд на Лину, улыбавшуюся ему с камина.

— Ты можешь поверить в это? — сказал он громко. — Сейчас они снова подозревают меня.

Он сидел на кухне и слушал пыхтение перколятора, когда Хассан вернулся в дом. Встал в дверном проеме с куском ткани в темных пятнах. Лелле прищурился и увидел, что это полотенце, которым он вытирал руки после того, как сбил оленя.

— Все переднее сиденье в крови. Какого черта, Лелле?

* * *

— Тебе незачем идти со мной в дом.

— Не глупи, само собой, я пойду.

Карл-Юхан сунул руку под водительское сиденье и достал нож.

— Зачем ты его взял?

— Что тебе известно об этом Торбьёрне? Как давно вы знакомы с ним?

Мея сглотнула комок в горле. Во рту остался кислый привкус.

— Я не знаю. Он и Силье познакомились по Интернету.

У Карла-Юхана челюсти заходили ходуном. Он прищурился и посмотрел в сторону дома:

— Я хочу, чтобы ты держалась позади меня.

Он сунул нож в рукав свитера, прежде чем вылез из машины. Мея хотела запротестовать, но не произнесла ни звука, почувствовала только, как сердце быстрее забилось за ребрами. Она неохотно последовала за ним. Некошеную траву обильно покрывали капли росы, и обувь сразу промокла. Карл-Юхан остановился и постучал. Одну руку он вытянул перед Меей, чтобы не пустить ее вперед.

Дверь им открыл Торбьёрн. Он держал у лба окровавленное кухонное полотенце, глаза испуганно вращались.

— Она просто чокнутая, твоя мать! С ней невозможно разговаривать! — закричал он.

Карл-Юхан протиснулся мимо него и позвал Силье. Мея поспешила за ним, увидев, как в его руке блеснул нож.

Силье сидела в кухне на полу среди моря журналов. Волосы висят сосульками, тушь оставила черные дорожки на ввалившихся щеках. Она подняла пару журналов и потрясла ими. Мея знала, что там — грудастые девицы с раздвинутыми ногами и кокетливо задранными задницами.

— Весь сарай забит этим дерьмом, — простонала Силье. — Девочки, которым едва исполнилось восемнадцать. От такого блевать хочется!

Мея почувствовала, как пол закачался под ногами. Щеки покрылись румянцем стыда. Карл-Юхан сложил нож и сунул в карман. Его шея вспыхнула огнем. Позади они услышали хриплый голос Торбьёрна:

— Я оставался холостяком более сорока лет. У меня не было ничего, кроме этих журналов. Я собирался избавиться от них, но все руки не доходили. Согласен, мне нечем тут гордиться.

— Такая макулатура везде, — сказала Силье, — и он еще рассказывал мне, что ему надо постолярничать! Постолярничать!

Смех сменился рыданиями. Она закрыла лицо руками и задергалась, словно в агонии. Мея и Карл-Юхан стояли опустив руки, от растерянности они не знали, что делать. В конце концов Карл-Юхан повернулся к Торбьёрну:

— Я помогу тебе сжечь это дерьмо.

Они разожгли костер на холме и стали свозить к нему тачки журналов и старых видеокассет. Черный дым поднимался к нежно-голубому летнему небу.

Мея собрала свой рюкзак и ждала, сама не зная чего. Стояла в ванной перед зеркалом и смотрела себе в глаза, крепко сжимая край раковины. Щеки все еще горели от стыда. Потом пошла в кухню, налила из термоса кофе и стала пить, едва удерживая чашку дрожащими руками. В окно она видела, как двое мужчин трудятся в поте лица. Мышцы Карла-Юхана играли на солнце, когда он бегал с тачкой. Сможет ли она снова посмотреть ему в глаза?

Силье отгородилась от реальности с помощью своих любимых карандашей: сидела и рисовала костер твердой рукой.