Серебряная клятва

Собственные опасения, озвученные человеком, чьему здравомыслию он прочно доверял, ввергли Янгреда в ещё большее отчаяние. Он ничего не сказал Хельмо, радующемуся победе. Ссылаясь на усталость, Янгред скрылся от всех, едва начались молебны. И здесь, в комнате, окончательно почувствовал себя в клетке.

* * *

…Взгляд не отрывался от пляшущих на ветру занавесок. Казалось, они мечутся так же тревожно, как мысли в голове. Янгред вздохнул и сомкнул ресницы. Пространство перед веками окрасилось в красно-рыжий. Цвет солнца. Нет. Пламени. Пламя жгло, вместо того чтобы греть, и заставляло задавать пустые вопросы. В пламени все горели, горели и никак не могли сгореть собственные слова. «Слово чести». Чести. Чего стоит честь?

– Я знал, что что-то не так.

Голос рядом заставил болезненное марево дрогнуть. Янгред открыл глаза, с усилием повернул голову и понял, что больше не один. Сколько он вот так простоял, прислонившись к подоконнику, пытаясь ветром выдуть из мыслей тревогу а на деле увязая в ней лишь глубже? Хельмо, незаметно вошедший, пристально на него смотрел; возможно, даже давно.

– Что-то не так, – тихо повторил он, не здороваясь. – Ты ведь не выпить меня позвал, не поболтать? Прости, если долго, я пришёл как смог, спешил… что случилось?

– Нет, не долго. – Почему-то стало хуже от этих извинений.

Янгред попытался улыбнуться, начал искать нейтральные слова – что-то, чтобы начать издалека. Но серые глаза, сейчас не кажущиеся детскими, не изменили требовательного выражения. Хельмо не любил ходить вокруг да около. Это пора было понять.

– Тогда говори. Твои все гадают, почему тебя нет. Я тоже. Мы беспокоились.

Беспокоились… Янгред сделал вдох и произнёс:

– Мои… в таком случае они лицемеры, Хельмо. Знаешь, младшие командующие на днях доложили мне о волнениях в рядах войск.

Он не говорил много, не назвал имён – только признался, что волнения пошли от людей, пользующихся безоговорочным доверием. Его, никогда не чуравшегося насущных денежных вопросов, сейчас удивительно отвращала необходимость постоянно произносить «золото», «деньги», «плата»; отвращала просто потому, что он не сомневался: Хельмо не может обманывать, не может темнить, не такой человек. Но говорить приходилось. Хельмо слушал не перебивая и продолжал молчать, когда Янгред почти умоляюще закончил:

– Я надеюсь, и они, и солдаты ошибаются, и вы просто прячете это золото надёжнее.

Хельмо устало зажмурился, но только на секунду. Спасибо, что хотя бы не заюлил.

– Они не ошибаются. – Ровно, утомлённо. – Увы. Всё действительно непросто.

Ему же послышалось? Янгред даже мотнул головой.

– Что?..

Хельмо прислонился к подоконнику рядом и, ссутулив плечи, посмотрел вниз. Ветер тут же заиграл белокурыми волосами, кидая пряди на лицо, скрывая его выражение. Что там было, досада, страх, стыд? А впрочем… не плевать ли? Нет. Не плевать. Это и плохо.

– Казна была почти пуста, но мне отдали всё, что осталось. Дядя предложил заплатить не половину суммы, а меньше, зато вперёд; не в середине пути, как указал в договоре, а при встрече. Чтобы никто из вас не усомнился, чтобы…

Янгред усмехнулся. Он и не представлял, что Хельмо в принципе способен складывать такие простые, ничем не окрашенные слова в такие мерзкие, тошнотворные предложения.

– Чтобы пустить мне пыль в глаза?

– Не тебе! – Хельмо уязвлённо повернулся к нему, и гневное отвращение – от одного только сверкания глаз – сцепилось в груди с другим чувством, сцепилось, как драная псина со снежной лисицей. – Он пообещал, что всё недоплаченное вы получите в столице. Пообещал даже больше. Вы…

– Значит, ты пошёл на обман сознательно.

Хельмо дёрнулся, как от оплеухи, но не заспорил. Он только чуть понурился, и лисица – безнадёжная тоскливая жалость – дрожащей лапой нанесла псине удар.

– Не думал, – ровно, как только мог, заговорил Янгред, – что ты смыслишь и в политических хитростях. Оказывается, смыслишь. Но мой тебе совет на будущее: чтобы проворачивать такое без проблем, не подрывай к себе доверия. Атаки с массовой гибелью солдат, которым не суждено увидеть обещанные деньги, его определённо подрывают.

Звери в груди грызлись до визга. Янгред знал, что бьёт, не хотел бить и всё равно бил – точно по незажившей ране. Но и в этот раз Хельмо выдержал и взгляд, и слова. Лицо осталось непроницаемым, лишь глаза по-прежнему ярко блестели, выдавая подступающую злость.

– Я ничего… – Он запнулся, облизнул губы, прикусил верхнюю. – Я ничего не проворачивал. Я просто должен спасти свой дом. Почти любой ценой.

Янгред, в первый миг вспыхнувший, вдруг наоборот почувствовал озноб.

– «Почти»? – вкрадчиво переспросил он, борясь с нервным смехом. – Как Имшин? И что же удержало бы тебя от великого спасения родины нашей кровью?