Серебряная корона

Кристоффер, дозвонившись до службы экстренной помощи, убрал мобильник в кожаный кошель на поясе:

— Они едут.

Напряженное ожидание казалось вечным. Только когда пришла «скорая», Кристоффер заметил мать. Она стояла с ним рядом. Давно ли она здесь стоит, он сказать не мог.

— А ты что здесь делаешь?

Она не ответила. Смертельно бледная, она стояла и смотрела на башню. Когда Улоф спустился вниз с бездыханным телом, Мона без чувств упала на землю к ногам Кристоффера.

Мария Верн связалась с полицией уже в полдесятого вечера, когда Биргитта Гульберг не открыла дверь в назначенное время. Ожидая Арвидсона, Мария спустилась взять в машине инструмент, чтобы снять дверь с петель. Цветочный бутон и блестки на ступеньках лестницы свидетельствовали о недавнем веселье.

— Как хорошо, что ты пришел так быстро, — сказала она Арвидсону, едва его рыжая шевелюра показалась в двери подъезда.

После нескольких попыток дверь поддалась. В квартире, без сомнения, побывали гости, играло стерео, везде стояли рюмки, пивные бутылки, всюду валялись сигаретные окурки и крошки от чипсов. На полу спальни лежала сваленная в кучу одежда: джинсы, майка, жилет и носки. Должно быть, гулянка продолжилась где-то в другом месте. Наверняка веселые проводы невесты, подумала Мария и нахмурилась. Зря они, наверное, взломали дверь. Но тогда перед глазами стояла несчастная, быть может, уже мертвая Биргитта. Девушка ведь что-то знала про убийцу Вильхельма Якобсона. Тот, кто может отрезать палец у мертвеца и сделать им отпечатки, чтобы запутать следствие, вполне может и убрать свидетеля. Судя по перепуганному лицу Биргитты на похоронах, ей стало известно нечто, повергшее ее в ужас. В этом смысле одной взломанной дверью больше или меньше — какая разница, подумала Мария в тот самый момент, когда раздался сигнал ее персонального переговорного устройства.

— Дежурные сказали, ты в квартире у Биргитты Гульберг. — Голос Эка было трудно разобрать на фоне других взволнованных голосов.

— Ее здесь нет, — сказала Мария.

— Я знаю. Ты на работе?

— Да.

— Приезжай в отделение неотложной помощи и помоги мне! Сюда привезли Биргитту Гульберг примерно полчаса назад. Она умерла. Сюда же на другой машине доставили Мону Якобсон. Я не знаю, что с ней. Нам нужно забрать в отделение и допросить всю эту компанию в масках и костюмах, которая была с Биргиттой. А тут еще и родители Биргитты, и твоя хозяйка. Полный дурдом. Приедешь?

— Могу я поговорить с Моной Якобсон? — спросила Мария врача, который последние полчаса занимался мужчиной, перевернувшимся на мотоцикле. Врач был молод и сосредоточен.

— Очень коротко и осторожно, — сказал он и с глубоким вздохом опустился за письменный стол.

Мария осталась стоять.

— Вы можете сказать, что случилось?

Врач за столом зажмурил глаза, чтобы вспомнить, что произошло.

— У Моны Якобсон заражение крови. Ее укусила змея, она пыталась разрезать ногу, чтобы удалить яд, и занесла инфекцию.

— Когда ее укусила змея?

— Три недели назад, сказала она, когда очнулась, а потом снова потеряла сознание. Она конечно же свидетельница несчастного случая в Башне Девы. Когда будете говорить с ней, будьте осторожны. У нее очень высокая температура.

— Хорошо. Сюда поступила Биргитта Гульберг. Нам сообщили, что она умерла. Вы можете сказать что-нибудь о причине смерти?

— Она поступила в отделение неотложной помощи уже мертвая. По словам парня, что работает на «скорой» и попытался сделать ей искусственное дыхание еще в башне, признаков жизни у нее не было уже тогда. Она выпила, и ее вырвало. Вероятнее всего, она задохнулась, в легкие попали рвотные массы.

— Есть ли на теле следы насилия?

— Не могу сказать. По прибытии сюда она, повторяю, была уже мертва. Мне пришлось заниматься другим пациентом, спасать того, кого еще можно спасти. Ужасно, но это так! Извините, я сейчас должен поговорить с родителями Биргитты Гульберг. Если вам тоже понадобится с ними побеседовать, можете воспользоваться этим кабинетом.

— Спасибо. Тяжелое у вас сегодня дежурство!

— Я сегодня тут с восьми утра, а домой уйду завтра в восемь. Сутки на работе — это иной раз тяжеловато. Пациент, который явится завтра в полвосьмого, хочет, чтобы я был с ним так же предупредителен, как в начале смены. Не важно, засунул он себе чеснок в ухо или рубанул по ноге. Если сегодня ночью еще что-нибудь случится, я сделаю себе харакири!

Глава 40

Улоф неохотно поднялся и уступил Марии место около постели Моны. Та лежала в позе эмбриона, маленькая и бледная, выпростав руку на желтое одеяло. У нее стояла капельница. Казалось, Мона спит. Мария села. Улоф отошел к окну. Она видела его лицо, отраженное в темном стекле. Глаза у него блестели. Он зажмурился и прижал ладони к стеклу, по-прежнему одетый в обрывки маскарадного костюма. Сквозь рваные штаны просвечивали красные плавки. Волосы спутались, грязное лицо — в полосах от слез.

— Неужели нельзя подождать с допросом? — раздраженно спросил он, когда Мария осторожно коснулась руки Моны и назвала по имени.