Господин Тень вышел на улицу, потянулся, сел за руль своего экипажа и уехал по направлению к дворцу.
А спустя пару дней он участвовал в другом событии. И тоже ночью.
Здоровенный широкоплечий стражник занёс кулак над хвостатым, скорчившимся в испуге у серой стены, но руку кто-то перехватил.
— Кто ещё посмел вмешаться… господин Тень, простите!
— Оставь его.
Это впервые стражник видел прославленного господина так близко, впервые слышал его голос. И в самом деле, что общего может быть у мастера, приближённого к самому правителю, и у простого стража, всего лишь несущего дозоры у дворцовых стен. Разного полёта птицы, и беседовать им не о чем. Даже чтобы сделать заказ у такого, дозорному не хватит денег.
Страж замер, растерянно открыв рот, и хвостатый, улучив момент, ловко ускользнул, только пятки засверкали. А господин Тень сдвинул маску на лоб.
— Да, Гундольф, это я.
— Ты-ы?! Всё это время!..
— Тише. Идём со мной. Ты пешком?
— Да никуда я с тобой не пойду! Ты зачем меня остановил? Ты видел этого, видел, кто к ней шастает по ночам, а? Это после тебя её всё на хвостатых тянет?
— Немедленно замолчи и иди за мной. Разве у тебя сегодня не дежурство? Если не желаешь проблем, делай, как я скажу.
Они приехали в «Ночную лилию» и заняли отдельный кабинет. Господин Тень заказал напитки, его спутник сидел как на иголках.
— Так отчего же ты вместо службы вертишься под забором Приюта, Гундольф?
— А сам-то ты чего там вертишься? Надеешься стать одним из тех, кого она впускает по ночам?
— Удерживаю тебя от глупостей. Гундольф, она их учит.
— Чего?
— Учит, говорю. Читать, писать. Более-менее честно жить. Выручает заплутавших, а не то, что ты подумал.
— Да зачем бы ей это?
— Затем, что она лучше, чем ты о ней думаешь… Благодарю за напитки. Мы сами разольём.
Жестом отпустив работника, господин Тень наполнил бокалы и придвинул один к собеседнику. Гундольф выпил одним махом и сам долил ещё.
— А ты откуда всё знаешь, а? — с недоверием спросил он.
— А я наблюдательный. Работа у меня такая.
Пили долго.
— Ковар… Вот понимаешь, не могу я остановиться. Ведь знаю же, не нужен ей, а хожу… И эти ещё шастают то и дело, вот думал за честь её вступиться. И всё не так понял, а всё равно не мог от неё отвернуться никак. Что мне делать, скажи, что мне делать?
— Если б я сам знал. Как видишь, у меня та же беда.
— Тебе хоть есть что вспомнить, — с обидой сказал Гундольф. — А я, Ковар, а я…
— Иногда лучше не вспоминать. И именем старым меня не зови больше, не нужно.
Под столом лежали уже четыре пустых бутылки.
— А я… вот ты обидишься, да, но я так рад был, когда ты из города пропал, и надеялся, что ты сдох. Вот прям так и думал. Ну, вмажь мне.
— Не стану. Мне, знаешь, тоже не всегда жить хотелось.
— А Грета меня однажды спросила, где ты пропадаешь. Она ведь не думала, что мне всё про вас известно. И спросила, а мне будто нож в сердце. Ну, я сказал, тебя прогнали, как паршивого пса, и ты вернулся на Моховые болота. Она, знаешь, вроде поверила. Вот только не знаю я, ходила она туда или нет. Твои старики-то ещё живы? То-то у них лица бы вытянулись, если б такая дамочка из города вдруг заявилась и про сынка спросила. А ещё сказал и испугался: вдруг ты и правда там? А то ж кто тебя знает.
Господин Тень покачал головой.
— Точно могу сказать, она туда не ходила. Уж поверь мне.
— Так знает она, что ты в городе?
— Не знает, и ты ей не говори, Гундольф. Пусть думает, что я на Моховых болотах или где угодно ещё.
— Ладно уж. А мне, знаешь, повышение предлагали. Не просто куда-то, а саму Вершину охранять. Отказался я, Грету не смог оставить. Хоть видеть иногда… А сейчас думаю: лучше бы, дурак, уехал. Ей-то я всё одно не нужен и никогда не стану, а там, может, мне бы полегчало. Да дважды такое не предлагают, чего уж вздыхать.
Когда день был в самом разгаре, страж проснулся в мастерской. Сел с испугом на низком ложе, протирая глаза.
— Ох, времени-то сколько?
Голос звучал хрипло.
— Обед позади, — ответил ему мастер. — Не тревожься, со сменщиком твоим я уже поговорил. Проблем не будет. Умойся вот, полегчает, да выпей воды.
Сам он, как ни в чём не бывало, над чем-то трудился. Лицо скрывала неизменная маска, а одежда, даже рабочая и тёмная, выглядела изящной.
На столе неподвижно лежала серая механическая кошечка, пока без хвоста и одной лапы, со снятым боком, открывающим сложные внутренности. Игрушка не из дешёвых, но всяко выгоднее, чем прокормить живого зверя. Такие кошечки и собачки в последние годы стали излюбленными питомцами в семействах зажиточных лавочников.
Гундольф умылся, охая, кое-как пригладил встрёпанные волосы и пошёл к двери. Раз или два он приложил ко лбу ладонь: видно, несладко ему было. На пороге обернулся:
— Слышь… Спасибо, конечно, но не думай только, что мы опять приятели.
Глава 50. Настоящее. О том, как путницы встретили Гундольфа, а Каверза пропала невесть куда
Путницы добрались до прорехи в стене.