Серебряная лоза (СИ)

— Смеёшься, да? Во всех Лёгких землях нигде больше нет такого числа волков, как там. Они неустанно бродят вокруг Вершины, так что и на расстояние выстрела к постам не подойдёшь. А и подойдёшь — сомнительное везение, потому как охрана стреляет без вопросов.

— Ну что ж, тогда мы хоть издалека поглядим, — сказал Прохвост. — Нам-то на самом деле не совсем к Вершине, так, мимо неё.

— Ну-ну.

— Я бы лучше послушал, как вышло, что вы с Каверзой жили одной семьёй, — попытался сменить тему Прохвост. — Необычно ведь, хвостатая и человек.

Карл хмыкнул, очевидно, раскусив его уловку.

— Что ж, не хотите говорить, куда идёте — ваше право, — сказал он. — Да и у меня всё равно нет времени вам помогать, так, из любопытства спрашиваю. А Каверзу в мой дом парнишка один притащил, тоже из хвостатых. Ты вот мне его напоминаешь — он, как и ты, врать совсем не умел. Что скажет, по лицу всё видно.

Прохвост засопел, но промолчал.

— Да, так вот, навязали мне, значит, помощничка, а он и девчонку приволок, и птицу вот эту, и волка.

— За ним, что ли, тоже охотились? — спросила Марта.

— Да нет, это он просто был дурной и сломанного волка хотел починить.

— Я тоже знаю одну такую историю, — встряла Хитринка. — Про то, как жил на болотах один безмозглый осёл, и однажды нашли они с отцом в лесу сломанного волка. И этот дурень захотел починить зверя. Родители ему поясняли, чем это грозит. Сами они в прошлом потеряли близких именно по вине стальнозубых волков. Вот только этот бестолковый, глупый как пень мальчишка не желал никого слушать, всё лез и лез к этой машине, а когда отец продал волка торговцу, его неблагодарный сын сбежал в город. Обиду свою, видно, так показывал. Бросил родителей, ни разу никогда не навестил!..

От удивления Карл поднял брови.

— Не думаю, — сказал он, — что в мире нашлось бы два таких же осла. Похоже на то, что я знаю продолжение твоей истории. В городе тот парень выучился, стал мастером, смог даже починить своего волка. Каверзу вот спас, без него бы она давно уже сгинула где-то на городском дне. Она, пожалуй, только его одного за всю жизнь и любила — привязалась к нему, всё братишкой называла. Мне это даже обидно было: живёт в моём доме, я её кормлю, а чтобы назвать меня отцом или хоть дядюшкой, она и не подумала. Ну, видать, родная семейка у неё была такой, что слова «мать» и «отец» для неё стали сродни ругательным.

— Да? — гневно спросила Хитринка. — И как же звали этого мастера?

— Он был из хвостатых, так что звали его Коваром. Только имя, скажу я вам, совсем ему не подходило. Коварства в бедняге не было и на грош.

Дослушивать Хитринка не стала. Махнув рукой, она пошла прочь от экипажа, в синюю мглу, спотыкаясь о комья земли и жёсткие стебли. Затем не выдержала и всё-таки заревела.

Так, значит, пока они вели нелёгкую жизнь отщепенцев, страдая порой от холода и голода, этот предатель не горевал. Нашёл себе дело по вкусу, новых друзей, сестрёнку завёл, видите ли. Навестить мать с отцом у него времени не было, на дочь наплевал, а сестрёнка, значит… Да ещё кто — проклятая мерзкая Каверза! И тут она влезла! Нарочно она, что ли, хочет всех у неё отобрать?

Прохвост догнал, обнял за плечи.

— Эй, ты чего? — спросил он. — Ох, а платка у меня и нет.

— Да отвяжись ты! Как же я его ненавижу! И её ненавижу! С ней, значит, он возился, а я ему и даром оказалась не нужна! К чужим и то добрее был!..

— Так, пойдём-ка обратно…

Платок, по счастью, нашёлся у Карла.

— Из-за чего сыр-бор? — полюбопытствовал он, протягивая тряпицу. — Вроде не такая грустная это была история.

— А Ковар — её отец, — сообщила Марта, указывая пальцем на Хитринку.

— Да ладно, — присвистнул Карл. — Ну, парень, и когда только успел! А выглядел таким невинным, хотя вроде и вздыхал о какой-то девчонке. Хотя и тебе семнадцати не дашь, дитё дитём. А вот за Каверзой в эти годы парни табунами ходили. Мне даже с крыльца стрелять приходилось, чтобы особо наглые дом перестали осаждать. Эх, весёлые были времена. Так расскажи…

— При чём тут ваша проклятая Каверза? — зло перебила его Хитринка, комкая платок. — И мне только тринадцать, четырнадцать осенью!

— Точно, считать умеешь? Ну, тогда Ковар никак не может быть твоим отцом. К этой зиме ведь будет шестнадцать лет, как его нет на свете.

Странное дело, но у Хитринки от этих слов сердце упало в пятки, будто это не она столько раз желала Ковару смерти.

— Как это нет на свете?.. Да сам ты считать не умеешь! — возмутилась она, давясь словами. — Дедушка с бабушкой не стали бы врать. Стояла осень двадцать седьмого года нового мира, и он меня им принёс, в первый и последний раз явился, и больше они его не видели до самой своей смерти. И он тогда был жив!

— Да ну? — насмешливо спросил Карл. — А ты сама-то это помнишь, или знаешь только по рассказам?

— Вообще-то бабушка с дедушкой и вправду многое утаили о твоём происхождении, — осторожно сказал и Прохвост.

— Так кто же я тогда? Выходит, я и отца своего не знаю?

— Ну, ну, не плачь!

— Да чего реветь-то? Вот если б знала, а он помер, тогда да, обидно, а так…