Серебряная осень

После осторожных расспросов выяснилось: сразу после удара по «ребёнку» Маша обернулась к Юрке и увидела вместо него за рулём некую мерзкую тварь — скрюченную, с коричневой шкурой, раздвоенным языком и горящими глазами, одетую в Юркину одежду. Видела она её всего секунду и сразу попыталась выпрыгнуть — похоже, на инстинктах. Что–то удержало — это я её успел уцепить. Когда она обернулась ко мне — увидела, что её держит серое лохматое нечто с волчьей мордой. Потому и укусила…

Вот тебе и ЛСД. Интересный эффект, о таком я не слышал. Подействовало, судя по всему, только на Машу — и хорошо подействовало. Ну так–то и неудивительно — она ж не знала, что ждать от Порогов. Выходит, правильно я сделал, что не дал ей наган сразу — могла бы и пальнуть с перепугу. Потому что девчонка явно не робкого десятка — все бы смогли зубами тяпнуть за лапу волка, схватившего вас за плечо? Вот то–то…

Приведя Машу в чувство — пришлось влить в неё 50 грамм спирта, — тронулись в дорогу. Теоретически, дальше должно бы быть проще — но кто знает?

И лично я уже сильно жалел, что не отговорил Юрку. Рисковать этой девчонкой я, чувствую, не готов даже за пару ценных пробирок…

Глава 10

Дальше ехали уже спокойнее. Дорога лучше не стала, пожухшая трава лезла изо всех щелей. Хорошо хоть, вокруг поля — всё просматривается. На датчиках чисто, хотя один из них, по идее, и на мелкое зверьё должен реагировать.

Дорога ушла в сторону реки — впереди ещё один железнодорожный мост, проехать можно лишь в «бутылочном горлышке» под его крайними опорами. Конечно, ГАЗ‑69 пройдёт скорее всего и прямо через пути, но какой смысл машину насиловать…

— А по мосту можно проехать на ту сторону? — спросила Маша.

— Нет. Только пройти, — потряс головой Юрик. — Только что там делать? Разве что на Гидрострой выйти.

— Поезда не ходят?

— Какие поезда, Маш? — не выдержал уже я. — Нету тут крупных городов, нету. Возить нечего и некуда. Впереди куча аномальных зон, вроде нашего Болота. Завалы на рельсах, брошенные поезда. Расчищать это некому и незачем.

— Подтверждаю, — кивнул ОМОНовец. — Пробовали, давно уже — не стоит овчинка выделки. Брошенный поезд тут недалеко есть, мимо поедем…

Машина миновала покрытый ржавчиной мост. Сооружение, конечно, крепкое и простоит ещё долго, вот только смысла от него — ноль. Теоретически, через него можно было бы проложить дорогу в эти места с Гидростроя — как раз получится в обход аномальных зон, но фишка в том, что здешние деревни интереса ни для кого не представляют — если, конечно, клады не искать, хе–хе. Так что огород городить никто не будет — с ресурсами и без того напряг, а дороги на Нефтехим по берегам нет.

— Мы сюда как–то на шашлыки ездили, — задумчиво сказал Маша. — Как раз вон там устраивались…

Тьфу ты, Маша. Хоть бы про поездки на шашлык не вспоминала — я вот съездил год назад… Хотя она–то это откуда знает.

— А мы мясо не взяли, так что придётся без шашлыков, — Юрка был бы не Юркой, если бы не подстебнул. Маша насупилась и замолчала.

Мост остался позади, впереди показалась заброшенная деревенька Бор. Впрочем, она совсем обыкновенная, да и находится по одну сторону от дороги, занимая пространство меж дорогой и рекой. Справа от дороги раскинулось старое кладбище с покосившимися решётками и крестами, густо заросшее кустарником и деревьями. Датчик движения пару раз показал мелкие точки на самом краю — возможно, разбегались потревоженные звуком мотора зайцы или лисы. Деревня–то покинута давным–давно, вряд ли тут кто живёт. Живут в основном в деревнях по другую сторону Вокзального, не отрезанных аномальными зонами типа Порогов. Хорошее, кстати, названьице — о подобный «порог» кто угодно споткнётся…

Ладно, хватит лирики. Тем более, вот и поворот — выходит, половина дороги за спиной. У самой бывшей трассы стоял покосившийся столб с указателем «Морозково» и стрелкой, еле угадывавшимся за ржавчиной, а чуть поодаль — будка железнодорожного переезда, почти вплотную к которой стоял небольшой тепловоз округлых форм с прицепленной к нему парой пассажирских вагонов. Тепловоз когда–то был малиновым, а оба вагона ещё в советской, зелёной окраске — я уж отвык от неё, в «прошлой жизни» всё больше встречал красно–серую, ее обычно называли «пидовской» — кому, интересно, пришло в голову переиначить логотип «РЖД» в «PID»?. И, разумеется, ржавые — скорее всего торчат тут лет тридцать, чуть не с самого начала.

— А ведь в тепловозе бензин должен быть? — вдруг спросила Маша, когда газик переваливался через рельсы заброшенного переезда — деревянный настил меж ними давно уже развалился.

— Во, Маша, ты прирождённый мародёр! — хохотнул Юра. — Разбираешься в вопросе! Всё правильно, была там солярка. Слили её давным–давно, наверное, в самом начале ещё — там дырка в баке пробита.

Забавно, Юра тоже сказал «в самом начале». Ему лет 35, насколько я помню — значит, родился незадолго до того, как грянуло. Получается, весь бардак первых лет видел своими глазами… Потому, скорее всего, и не боится вылезать в такие вот заброшенные места.