Серебряная подкова

- Ну, когда хочешь позвать кого-нибудь из товарищей, как ты говоришь? уточнил вопрос Лев Семенович.

- Эй! Поди сюда! - с отчаянием ответил Коля.

Яковкин язвительно усмехнулся.

Тогда Левицкий предложил:

- Прочитай нам свое любимое стихотворение.

- Выйдите на середину, - вставил Корташевский, нахмурив брови.

Коля подчинился. Он отошел от стола и, приподняв руку, начал читать по-латыни оду Горация "К Мельпомене".

Вскоре Яковкин прервал его, стукнув ладонью по столу:

- Хватит, можно так и попугая научить. Посмотрим, знаешь ли перевод.

- Знаю, - ответил Коля.

- Начинай!

Мальчик вспыхнул.

- Не буду, - сказал он.

- Как?! - растерялся инспектор.

Дело принимало дурной оборот.

- Успокойтесь, Лобачевский, - посоветовал "строгий". - Сейчас же извинитесь!

- Господин учитель, больше так не буду, - пробурчал Коля.

- Вот и прекрасно, - сказал Корташевский. - Переведите нам первые строчки.

Создал памятник я, меди нетленнее,

Пирамидных высот царственных выше он.

Едкий дождь или ветер, яростно рвущийся,

Ввек не сломит его...

читал Коля.

- Довольно, - сказал учитель. - Знаете... Прочтите нам, Николай, и русские стихи.

Он прочитал им басню Ломоносова о двух астрономах и поваре, отвергавшем утверждение Птолемея следующим доводом:

Кто видел простака из поваров, такого,

Который бы вертел очаг кругом жаркого?

Корташевский и Левицкий, переглянувшись, одобрительно кивнули друг другу. Но Яковкин был недоволен.

- Та-ак-с, - протянул он. - А кто же тебя, Лобачевский, обучил такому стихотворению?

- Мама, - сказал Коля.

- Ее выбор не одобряю, - объявил инспектор. - Стихами, смысл которых тебе еще не ясен, голову забивать не следует. Лучше скажи нам, какие люди назывались в старину волхвами?

Коля удивленно посмотрел на Левицкого, и тот счел нужным вмешаться.

- Извините, господин инспектор, - вежливо напомнил он. - Мы же собираемся принять Лобачевского в нижние классы.

Яковкин нахмурился:

- Куда его, такого, в нижние! Я бы совсем не принял.

Только вот за то, что воспитанник покойного Шебаршина...

Ладно уж, пусть попробует в начальном, подготовительном...

Старшие преподаватели присоединились к его решению.

Экзамен кончился. Инспектор подписал свидетельство, что Лобачевские Александр и Алексей приняты в нижние классы как весьма достойные.

- А ты, - сказал он Коле, - будешь в классе начальных правил языка российского и арифметики у господина Федора Петровича Краснова...

Уже готовясь покинуть зал, Саша вдруг повернулся к столу.

- Дядя Сережа, то есть Шебаршин Сергей Степанович, наказывал нам передать гимназии эккер и землемерную цепь, - сказал он. - Я положил их за дверью. Можно принести?

Брови Яковкина поднялись.

- Цепь и эккер? - повторил он. - Хорошо. Сами возьмем. Идите.

Мальчики вышли. Посмотрели на сверток, лежавший за дверью, и молча спустились по лестнице вниз.

- Экзамен-то сдали? - участливо спросил их инвалид и сам открыл перед ними входную дверь.

- Сдали! Сдали! - крикнули вместе Алеша и Саша.

Коля прошел мимо швейцара молча. Тот посмотрел ему вслед и, вздохнув, закрыл двери.

Мать стояла на улице, ждала их. Алеша и Саша бросились к ней, размахивая руками. А Коля приотстал немного. Мать поняла, что случилось неладное, и поспешила к нему навстречу.

- Не приняли?

- В подготовительный. А Сашу с Алешей в нижние, - ответил он. - Мама, прости меня. Ведь я не хотел огорчать... Но вот...

- Ничего, сынок, - утешала мать. - Не горюй. Ты себя еще покажешь... А сейчас, дети, пойдем к доктору Бенесу.

Он живет на Лядской улице.

Лекарь принял их учтиво и сразу же дал три свидетельства о хорошем здоровье и крепком телосложении Александра, Николая и Алексея Лобачевских.

Наконец все формальности были выполнены, и 5 ноября 1802 года совет императорской Казанской гимназии в протоколе за № 158 постановил удовлетворить просьбу коллежской регистраторши Лобачевской "о принятии трех ее сыновей Александра, Николая и Алексея, детей губернского регистратора Ивана Максимова Лобачевского, в гимназию для обучения на собственное разночинское содержание до открытия вакансии на казенное".

Получив это постановление, Прасковья Александровна тут же внесла в контору гимназии деньги за учебу и, помолодевшая, вышла поздравить своих сыновей, ожидавших ее у входа.

Обнимая их, она смеялась и плакала. Еще бы! Новая жизнь раскрыла перед ними свои двери.

ТРУДНОЕ НАЧАЛО

Сборы в гимназию были недолгими. Утром у ворот уже стоял извозчик, нанятый с вечера. Мать хлопотала на кухне, приготовляя завтрак, но горячие лепешки, аппетитно шипевшие на сковородке, не соблазняли мальчиков. Умытые, причесанные, в праздничных курточках, они долго слонялись по комнатам, пока наконец не присели к столу.

- Смотрите же, дети, ведите себя хорошенько и будьте как можно предупредительнее со всеми, - просила мать.

После завтрака мальчики оделись и по старому обычаю с минуту молча посидели перед выходом.

- Ну, с богом! - Прасковья Александровна поднялась, обняла и поцеловала каждого. Все. Теперь можно выходить.

Озябший извозчик у ворот похлопывает рукавицами.

Резкий морозный ветер на крыльце рвет платок с головы матери.

- В гимназию! - говорит она извозчику.