Яковкин был убежден в том, что экс-профессор Каменский успел нажаловаться попечителю. И, не веря в благополучный исход ревизии, поспешил заранее приготовить себе мостик для отступления. "Хотя мне весьма прискорбно и самому чувствовать и признаться, - писал он в Петербург попечителю в своей депеше, - что зрение мое тупеет и силы, приметно ослабевая, расстраивают здоровье, особливо от беспрерывных и разнообразных занятий по должностям директора гимназии и инспектора студентов, но, во всем предаваясь совершенно провидению, бестрепетно ожидаю, может быть, и скорого прекращения бытия моего... Для укрепления остающихся еще во мне сил осмеливаюсь покорнейше просить Ваше высокопревосходительство о милостивейшем снисхождении - уволить меня, хотя на некоторое время, от обеих оных должностей... К чему прилагаю и формальное прошение об увольнении от службы..."
Но с этой депешей директор-профессор опоздал - через день после ее отправления Данауров уже прибыл в Казань.
Яковкин ездил к нему представляться, но сенатор его не принял. Ревизор встретил удрученного директора лишь через неделю, и то весьма неласково: оборвал на полуслове и отчитал за позднее к нему представление, а также за то, что не получил рапорта о состоянии университета и гимназии. Придрался даже к неуместному обращению к нему на латинском языке.
Такой прием не на шутку встревожил директора. Но старого хитреца не так-то просто запугать. Он заперся в своем кабинете. Далеко за полночь в окнах его ярко горели свечи. Лишь под утро, когда заметно посерели черные стекла, предвещая рассвет, Яковкин встрепенулся. Губы его скривились в насмешливой улыбке.
- У девушек ушки золотом увешаны, - проговорил он и сделал быстрое движение пальцами, точно пересчитывал монеты. - У сенатора - тоже... Видимо, дорого мне обойдется... Ничего не поделаешь, потом окупится!
Дальнейшие свидания сенатора и директора происходили без каких-либо свидетелей. Результат сказался быстро.
Поверхностно проверив дела, Данауров переменил гнев на милость. Всем виденным он остался вполне доволен и даже пообещал донести об этом не только министру, но и самому государю императору.
Теперь уже Яковкин решил взять обратно свое ходатай-"
ство. "Не безответно было бы мне пред Господом оставить свое поприще, если призван на него же", - спешил он со-"
общить попечителю.
Так закончилась первая ревизия Казанского университета, доставившая вскоре Яковкину орден святого Владимира четвертой степени. Однако Румовский результатами ревизии не был удовлетворен. Читая хвалебное донесение Данаурова, старик недоуменно качал головой. А закончив это чтение, долго сидел в задумчивости, пока не сказал со вздохом:
- Туман... Будущее покажет.
* * *
Николай, сбежав с торжественного акта, лежал на вати в полной парадной форме. Руки в белых перчатках заложил за голову, даже свою шпагу не отстегнул. Комната была пуста, все наверху, в зале собраний. Оттуда в наступившей тишине вдруг послышался ликующий голос Яковкина.
- Господа! Господа! - возвещал он.
В зале начинался торжественный акт, посвященный четырехлетию со дня открытия университета. Студенты, адъюнкты, профессора - все были там... Кроме него... Шн чему?
Два года назад в этот же день, четырнадцатого февраля, Николай удостоился звания студента и получил шпагу.
Чего же он добился? Ни математика, ни химика не полу-"
чилось... Товарищи опережают: Дмитрий Перевощиков окончил университет, и сейчас он - старший преподав атель Симбирской гимназии. Брат его, Василий, получает звание магистра [Магистр - учитель] и сам начнет читать курс лекций студентам. Конечно, Перевощиков старше его на два-три года. Но и его ровесник Александр Княжевич сегодня стал кандидатом на звание магистра...
Николай быстро поднялся. В его душе наперебой заговорили двое, и один судил другого сурово и строго.
"После отъезда Корташевского ты не был ни на одной лекции по математике, - говорил первый. - Яковкин отказал в посещении лекций Бартельса. А что же ты сделал, чтобы своего добиться? Не стыдно ли показаться теперь на глаза Бартельсу?.."
"Разве я не проявляю настойчивости? - защищался второй. - Разве не размышлял о том, почему в основе геометрии должны лежать именно Евклидовы постулаты?.."
"Но ведь они-то и явились тем препятствием, споткнувшись о которое, ты не шагаешь дальше. Правильно ли это?.."
Сверху донеслись торжественные звуки музыки. Николай вскочил и начал ходить по комнате, до боли стиснув пальцы. Да, уже больше года он, рассуждая об аксиомах, не раз уже спотыкался на этом заколдованном вопросе и не смог продвинуться дальше.
"Правильно ли это? Время не ждет. С этого дня ты уже студент предпоследнего, третьего курса. Еще год - и с университетом покончено. А дальше? Хватит ли сил для достижения цели? Не довольно ли топтаться на месте?"
Николай выглянул в окно, затем прислонился разгоряченным лбом к стеклу. Немного легче стало.
"Я сам виноват: слишком понадеялся на свои силы.