Серебряная птичка

— Все равны перед Пламенем, Фай, — сказал он, — по его законам я не имею права обижать тебя. Да и не хочу. Ты поняла?

— Да, милорд.

Она забрал у слуги поднос с книгами, сгрузил их на лавку у стены. Две книги на побережном, одна на мукарранском — жаль, ему не прочесть.

— Фай, ты умеешь читать? — спросил он раньше, чем подумал.

Почему девчонка-рабыня родом из деревни должна уметь читать, откуда?..

— Да, умею, милорд.

— Фай, я не ослышался? — удивился он.

— Я умею читать и писать, милорд. Мой отец был торговцем. И мой хозяин тоже. Он заставлял меня писать и отучил делать при этом много ошибок, — что-то этакое скользнуло в голосе девушки, отчего Найрин вспомнил первый день их знакомства и представил методы обучения её хозяина…

— Хорошо, иди к своей леди, — он махнул рукой, передумав просить Фай о помощи. — Вот, захвати это для неё, — и положил на поднос лист с рецептом.

Просить Челлу помочь с переводом он не станет. Наверняка в Дьямоне и другие толмачи[6] найдутся. А изучать мукарранский так или иначе придётся.

Мукарранскую книгу он просмотрел — это явно был обстоятельный лекарский трактат со множеством рисунков, — и отложил, зато углубился в кандрийскую, про лесную охоту на крупную дичь, когда опять пришла Фай. Теперь на её подносе стояли бутылочки, богато украшенные цветной эмалью, и лежал кожаный футляр, полный листов дорогой плотной бумаги. Такую бумагу возили из Загорья, варили якобы из шелка с другими секретными составляющими, и это был королевский подарок.

Лицо Фай было закрыто.

— Это чернила и бумага, милорд. От тани Челлы. Тани сказала, что вам пригодится.

— Передай мою горячую благодарность, — сказал Найрин, принимая поднос.

— Вам ничего не нужно, милорд? — она поспешно отколола вуаль.

— Ничего. Прекрати волноваться из-за занавески, раз она тебе важна.

— Хорошо, спасибо, милорд, — и девушка убежала.

Найрин полюбовался драгоценными флаконами — вещички приятно ложились в руку и своими плавными изгибами напоминали о стройной и аппетитной женской фигуре, тонкий эмалевый узор не мешал этому впечатлению. В таких флаконах хранили дорогие духи, а не чернила. Он откупорил, понюхал чернила — духами они и пахли, легко, почти неуловимо. И читать отчего-то расхотелось. К тому же он дошёл до места, где после кандрийского текста шёл мукарранский, целая страница, но для чего?!

Он пытался читать, когда снова пришла Фай. На этот раз на подносе стояла большая серебряная тарелка с пирогом, тем самым, медовым, который Найрину иногда удавалось отведать в отцовском доме. Редко, правда, но он и дома бывал редко. Это было всегда желанное лакомство, но теперь жареного цыпленка ему хватило. И вообще, Челла решила шутки ради донимать его весь вечер?..

— Ты не устала бегать по лестницам, Фай? — спросил он. — Садись. Отрежь себе кусочек и съешь. Хоть всё. Я сыт, не хочу сладостей.

Фай поставила поднос и покачала головой, сложив руки на груди. И быстро ушла.

Теперь Найрин поглядывал в сторону входа — придет ли Фай опять?

Фай пришла. На её подносе стояла небольшая шкатулка, полная мелких чёрных камешков. Найрин не стал уточнять, что это такое — успеется.

— Вот что, останься, — велел он. — Чем зря бегать, посиди со мной. Никаких возражений, девочка, а то я вспомню, что ты моя!

Фай сложила руки на груди и поклонилась.

— Садись, ешь пирог, — опять предложил Найрин. — И вот что, переведи мне это. Можешь? Тут немного, — он развернул к ней книгу про охоту.

Фай кивнула, бросила взгляд на страницу книги, выдернула из стоявшего тут же подаренного футляра лист драгоценной бумаги и, обманув перо, принялась писать.

— Что ты творишь, просто прочитай! — простонал Найрин, который не собирался тратить эту бумагу на такую безделицу, как сомнительный перевод.

Впрочем, лист уже был испорчен. Фай писала на побережном быстро, красиво, четко. Ладно, ничего…

Она не присела, а нагнулась над столом. Если бы на ней было кандрийское платье с более глубоким вырезом на груди, то он смог бы коснуться взглядом соблазнительных округлостей.

Он подумал об этом — и всё равно что увидел. Без разницы, какое платье…

Тут масляная лампа, которая незадолго до этого уже принималась тревожно мигать, мигнула ещё раз и погасла. Фай тихо ахнула, и перестала писать — стих скрип пера по бумаге. И теперь девушка молчала, хотя казалось, что её дыхание, совсем тихое, он слышит.

Ему надо завести наложницу. Он может себе это позволить.

— Послушай, Фай, я сейчас подойду к тебе, — сказал он чуть хрипло. — Если тебе что-то не понравится, просто уйди.

Он видел её очертания в темноте — она не ушла, выпрямилась и стояла перед ним. Он медленно подошёл, касаясь осторожно, отколол булавку и бросил, сдернул покрывало и тоже бросил в сторону.

— Уйди в любой момент, если захочешь, — повторил он.

Любой мужчина признает, что это шикарное предложение — уйти в любой момент.

Он обвёл пальцами её лицо, стараясь быть ласковым и не испугать. Приблизил к себе и нашёл шубами её губы. Поцеловал очень осторожно. Сначала так. Она не отстранялась и толком не ответила, её губы лишь слабо дрогнули, как будто пробуя, примеряясь.