Тут как раз протрубил рог — приказ трогаться! Найрин, как положено, выехал впереди головного отряда, а Делина, старшего племянника, позвал ехать рядом. Рон, ещё сонный от зелья, остался в повозке с Астой.
Как ни удивило Найрина появление гадалок, ещё неожиданней оказалось, что обе они сбежали. Просто возле пологого лесистого склона выскочили из повозки и побежали вниз, в заросли. Не догонять же их? А что прикажет милорд?
— Да пусть, зачем они! — отмахнулся Найрин. — Их не звали, лошадям будет легче!
И впервые подумал, что было ведь что-то неправильное в этих гадалках. Только что? Он не понял. И может ли это быть важным?
Они проехали немного, когда из леса донеслись звуки рога. Найрин протрубил ответ, и вскоре на дорогу выехал всадник, пристроился с ним рядом и радостно его поприветствовал.
— И тебе здравствовать, Мран! — Найрин тоже обрадовался лазутчику, загодя засланному ими в Дьямон. — Что хорошего нам припас?
А потом выслушал обстоятельный доклад. Ну что ж, могло быть и хуже. А что всё будет гладко и сладко — наивно было бы ожидать…
Глава 11. Да здравствует новый лорд…
Служанки в комнате тихо переговаривались и хихикали. Челла остановилась перед занавесью, помедлила зачем-то, улыбнулась — вместо того, чтобы сразу отодвинуть тяжёлый бархат и зайти. Чего там, повод веселиться у девушек был, и она сама при всём желании не могла сочувствовать своему жениху, который пострадал от пояса мачехи. Скорее, ей тоже было смешно.
И вот что — так ему и надо.
— Он такой красивый! — с придыханием заявила Ману, её личная горничная. — Правда же, красивый?
— Дивно как хорош! Интересно, он будет любить только Челлу, или другим тоже что-то достанется? — подхватила Тин, вторая служанка.
— Растрещались сороки, и не совестно им! — вмешалась строгая бай[3]
Туану, Старшая, в подчинении у которой были все горничные, — плетки бы вам досталось, помнили бы своё место! Как мы в своё время. При тани такое не скажите!— Нет-нет, бай, как можно! — воскликнула Ману с преувеличенным возмущением, — мы будем с тани Челлой немы и почтительны! Но что такого, если господин через год иди два возьмёт наложницу? Так делают многие таны! А тани будет носить ребенка…
— Цыц! — повысила голос Старшая. — Точно плётки хочешь. Скажу тани Юне! Добрая она с вами. Ты знаешь хоть одну наложницу тана Суреша?
— Не знаю, но ведь это тан Суреш! А у князя, говорят, четыре наложницы! А у господина есть брат, и он не женат. Он хоть возьмёт наложниц, как думаете?
— И кто вам столько всего говорит?! У вас что, по четыре уха? А на господина когда успели поглазеть? Он явился только-только!
— А вот как закончили одевать Челлу… тани Челлу, то есть, она ушла, вот мы и…
Просто болтовня, как и вчера, и год назад, только сейчас говорят о её женихе, а тогда — о ком угодно. И бай Туану поминает плетку, которой всем не хватает, но это у неё лишь слова, как присказка.
— Сороки! А если бы вы ей тогда же и понадобились?! Как жаль, о Великая Мать, что тана Суреша нет больше. Жениха должен выбирать отец, что женщина в мужчинах смыслит? — Челла прямо-таки увидела, как после этих слов бай Туану воздела руки к потолку. — Тани Юна постарается, конечно, Челла ей как родная дочь. Только на госпожу и другая свалилась забота! Чтоб его ветром сдуло, как не вовремя…
— Кого бы ветром сдуло? — всполошились служанки.
А вот это и впрямь было интересно. Кого? Не тана Сайгура же. Слишком смело со стороны Туану желать ему недоброго.
Челла откинула занавесь и вошла.
— А, вот и моя птичка, моя маленькая тани! Наконец-то, я уже беспокоюсь, — обрадовалась бай Туану.
У неё были слабые глаза, а вот девушки рассмотрели больше и дружно ахнули.
— Паутина на волосах, на платье! Где ты была, о Гемм?! — простонала Ману, которая больше всех потрудилась над нарядом своей тани.
Ману когда-то была подружкой Челлы по детским играм во дворе замка, и по-прежнему обращалась к ней запросто — если рядом не было лишних ушей. А теперь она могла бы получить нагонях от Старшей, но та тоже заволновалась:
— Что такое, что случилось? Какая ещё паутина? Тани Юна вот-вот позовёт!
— Вот и помогите скорее переодеться! — распорядилась Челла и вздохнула, — ну простите, прошу!
Она чувствовала себя виноватой — глупо было обметать парадным нарядом тесный пыльный коридорчик рядом с комнатой, где её бравый жених ожидал «выздоровления». Но она недооценила количество пауков в этом закутке. Отец был бы недоволен — потому что недооценила.
— Платье другое! — продолжала командовать Челла. — Ману, неси то, чёрное с кружевом и серебром, из матушкиного сундука! Джубаранский пояс с изумрудным шитьем и шапочку к нему. Они там же, в сундуке. И драгоценности из шкатулки. Да, и краску, я подведу глаза! И румяна чтобы … всё неси! Скорее!
— Ты в своем уме? — совсем забылась дерзкая Ману, — то платье тебе велико! Шапочку и пояс носила ещё твоя бабушка, они тебе не идут! Там такое серебряное шитье… это платье для старухи!
— Не заговаривайся, бабушка в нем выходила замуж.