Илья встретил его на улице. Он прямо подскакивал на месте от возбуждения.
Ничего не понимая, Осипов хмуро посмотрел на него, ожидая объяснений.
— Идем ко мне, — Безменов потащил его за рукав. — Тут, старик, такое… Ты не поверишь.
— Да говори же толком!
— Сегодня ночью в этнографическом музее произошло убийство, — торжественно сказал Илья. — Одну старушку грохнули.
— И что из этого следует?
— Слушай дальше! Старушка была смотрительницей музея или кем-то вроде этого. Одним словом, музейная крыса. Находилась на дежурстве. Охраняла, значит, экспонаты.
— Ты можешь говорить по делу? Оторвал меня от работы…
— Я и говорю по делу. Короче, бабке показалось, что в музей залез грабитель. Она вызвала по телефону милицию и потом, не дожидаясь наряда, решила, видимо, сама задержать преступника. Он ее и убил.
— Дальше.
— А дальше самое интересное. Когда наряд подъехал к музею, то обнаружил, что часть окон освещена.
В музей отправились двое — Комаров и Давлетшин. Вход в музей оказался заперт. Наконец открыли входные двери, прошли на второй этаж, который и был освещен. Там залы Востока. Почти сразу же наткнулись на труп служительницы. Предположив, что преступник находится до сих пор в музее и прячется где-то в подсобных помещениях, они обнажили табельное оружие и начали поиски.
Вот тут-то и пошли странности. Сколько уж они искали — не знаю, но, как рассказывает Комаров, неожиданно откуда-то прямо на них выскочил… Угадай кто?
— Фантомас!
— Дурак ты! Какой Фантомас? Откуда у нас в этнографическом музее взяться Фантомасу? Медведь выскочил, вот кто!
— А откуда в этнографическом музее взяться медведю? Я понимаю, в институте сельского хозяйства. Там, конечно, возможно…
— Слушай! Кончай острить. Твой идиотский юмор вовсе не к месту. Так вот. Выскакивает, понимаешь, громадный зверь и бросается на них. Они давай стрелять, а медведю хоть бы что. Так, во всяком случае, излагает факты Комаров.
— А Давлетшин как излагает?
— Давлетшин в бессознательном состоянии находится в реанимации.
— Ловок ты фантазировать!
— Не веришь? И никто не верит. Но я сейчас приглашу Комарова, и он тебе все сам расскажет. Он тут, недалеко. Так сказать, «на губе» пребывает.
— Почему же «на губе»? Парень совершил геройский поступок, а его в каталажку? Странное у вас понятие о служебном долге.
— Дело в том, что означенный Комаров находился в момент происшествия в некотором подпитии. Да и Давлетшин, похоже, тоже. Так что комаровская объяснительная вызвала у начальства справедливый гнев. К тому же на месте преступления не обнаружено никаких следов медведя. Зато следы преступника-человека имеются в достатке. Смотрительница тоже убита, судя по всему, осколком какого-то камня. А вот Давлетшин изуродован весьма сильно. Там раны действительно напоминают увечья, нанесенные диким зверем.
— Вызывай своего Комарова.
Комаров, тщедушный парень (судя по дубленому лицу и мозолистым рукам, в недавнем прошлом житель сельской глубинки), затравленно озирался, переводя беспокойный взгляд с Безменова на Осипова. На нем, несмотря на форменную одежду, отсутствовал ремень, а из ботинок были выдернуты шнурки, отчего при ходьбе создавалось впечатление, что он хромает сразу на обе ноги.
— Давай, Рудик, расскажи, как дело было, — поощрительным тоном обратился к нему Безменов.
— Я уже докладывал… десять раз. И объяснительную писал. Не пил я… В больнице, когда Давлетшина привезли, мне действительно немного спирту налили. Но ведь совсем немного.
— Я тебя не про выпивку спрашиваю, а про то, что случилось в музее.
— И про это я докладывал…
— Значит, доложишь еще раз!
Комаров понурился и замолчал.
— Давай, не тяни! — раздраженно произнес Илья.
— Примерно в половине двенадцатого нам позвонили из музея, — монотонно начал Комаров, — мы сразу туда.
— Сразу?!
— Сразу. Подъехали, смотрим: свет на втором этаже горит. Поторкались в дверь, она заперта. Давлетшин говорит, давай ломать. Я говорю, не надо, еще попадет, может, там никого нет. Начали стучать. Стучали минут десять. Потом Давлетшин стал ломать. Ну, я ему помогал…
— Что ты все: «Ломать, ломать…» По делу говори!
— А я разве не по делу?! Зашли мы туда. Бабка эта лежит. Голова в крови… Давлетшин достал пистолет, я тоже. А светло там, как днем. Лампы горят, тишина. Кругом какие-то статуи стоят. У меня аж все внутри захолонуло. Мы постояли немного, к статуям приглядывались, может, среди них живой спрятался.
— А старуха?
— Она так и лежала…
— Так вы к ней даже не подошли? А может, она еще Живая была.
— Какой там, живая! Из башки юшка весь пол залила. Давлетшин ее сразу потрогал, говорит, кончилась. Давлетшин, он опытный, а я что, всего четвертый месяц работаю.
— Давай дальше.
— Лампы так ярко горели…
— Опять ты про лампы!
Комаров вытер вспотевшее лицо и скривился, словно вот-вот собирался заплакать.
— Дальше… Дальше мы оружие на боевой взвод поставили… — Он снова замолчал.
— Хорошо, поставили. Потом?
— Давлетшин говорит: «Он где-то здесь прячется…» Начали искать.
— Ну-ну?!