Серебряная пуля

— Хочешь верь, хочешь нет, а я как раз говорил о тебе — сколько лучших и умнейших людей ушло из Клермонта. — Он засмеялся. — Возможно, таких, как ты, просто недооценили.

Они еще немного поговорили о Клермонте, о знакомых, прежде чем Мэррит резко перевел разговор.

— Я думаю, что ты мне звонишь не ради воспоминаний.

Логан рассмеялся.

— Нет, но с удовольствием. Честно говоря, я хотел бы узнать, как у вас дела. Какими исследованиями занимаетесь и каковы условия работы.

— Ты хочешь узнать, нет ли места?

— Да, я люблю держать ухо востро, — засмеялся Логан. — Чтобы был выбор.

— А что с институтом рака? У тебя ведь еще год или около того до конца контракта? — Никаких следов подозрительности в его словах не было.

— Ну, мы не всегда сходимся во взглядах на некоторые вещи, и там знают, что я смотрю на сторону. — Он придумал такой вариант объяснений.

— А когда ты мог бы приступить?

— О, я не знаю, — несколько удивившись, протянул Логан. — Может, даже и скоро. Но я должен тебе сказать, что ваш институт первое место, куда я звоню.

— Ты нигде не найдешь ничего лучшего. Прекраснейшее оборудование, квалифицированные люди… Главная философия нашего заведения — отбирать лучшее, наилучших людей, давать им лабораторию, полную свободу, и пусть они осуществляют все свои замыслы.

Логан не верил своим ушам: этот человек отчаянно его добивается! И Меррит не мог даже вообразить, что это значит сейчас для Логана.

Логан очень хотел получить лабораторию, где он мог бы заниматься независимыми исследованиями, и особенно по одному направлению.

— Ну что ж, звучит заманчиво, — вежливо согласился Дэн.

— Слушай, Дэн, сделай одолжение. Не звони сегодня больше никому. Дай мне поговорить с директором, мы посмотрим, что можем. Ты сделаешь это для меня?

— Ну, думаю, да. — Логан засмеялся. — Только чем же мне занять остаток дня?

— Ну спасибо, Дэн! Правда, спасибо. Просто сиди и все. Я перезвоню.

Он позвонил в тот же вечер, сразу после ужина. Логан сидел в той же каморке. Как только он услышал голос Меррита, уже не такой оживленный, понял — дела хуже некуда.

— Дэн, послушай, — начал тот, — я тут поговорил с нашим руководством.

— Так.

— Ну, похоже, у нас сейчас нет никаких возможностей. Мы сейчас вообще никого не берем.

— А, понятно.

— Слушай, мне ужасно жаль. Надеюсь, я тебя не очень напряг?

— Да что там, вовсе нет. — Для чего затягивать этот мучительный для обоих разговор?

— Хорошо. Я уверен, ты найдешь что-нибудь интересное.

— Да, конечно.

Но в животе у Логана появился комок, он подозревал, все это означает нечто другое. В каком-то смысле именно этого он и боялся…

В следующие два дня он обзвонил все оставшиеся одиннадцать институтов, где у него были знакомые в руководстве, с кем был на «ты». В большинстве случаев услышанное особых волнений не вызвало: сожалеем, туго с деньгами, сейчас никого не принимаем. Но в четырех центрах — от Скриппс-Морган на юге Калифорнии до Бостон Ривер Хоспитал — вариант с Сент-Луисом повторялся с небольшими вариациями: сперва энтузиазм, который странным образом через сутки улетучивался.

Потом Логан понял, что происходит. И надо смело посмотреть этому в глаза. В каждом из институтов кто-то связывался с Американским институтом рака.

— Слушай, Ник, просто скажи мне, что происходит? — взорвался Логан, когда последний из его списка знакомый человек ответил отказом. — Кто на вас так действует?

— Да нет, ничего такого, — услышал он уклончивый ответ. — Ты знаешь ведь, как принимают решения.

В чем дело? Логан и сам знал в чем. Только в один офис института рака могли обращаться с такими запросами: офис Реймонда Ларсена.

В четверг утром, взявшись за вторую группу институтов в списке тех, где слышали, если вообще слышали, о его хорошей репутации, Логан решил действовать так: в начале разговора он не станет упоминать о сотрудничестве с институтом рака и признается лишь в том случае, если вопрос поднимет та сторона. Конечно, это нелогично — как объяснить, что он делал в последние восемнадцать месяцев? И как подать себя исследователем рака достаточно высокого уровня без этого?

Очень скоро он убедился, что и здесь все не так просто. Пять звонков руководителям раковых отделений, а если точнее, то их секретарям и помощникам, показали — он никого не заинтересовал. Более того, раза два по тону, которым говорили с ним, он заподозрил, что его звонка ждали.

Неужели Ларсен, понимая, что он будет искать работу, внес его в черный список? Почему? Неужели эти сволочи настолько мстительны, что хотят заживо похоронить его?