Серебряная равнина

Цельнер плотнее укутывал трясущегося Запа одеялом, прижимал к нему теплые ладони.

— Такую лихорадку одеялом не выгонишь, — сказал Блага.

— Отличная живодерня, — ворчливо бросил Цельпер. — Старик тащит нас изо дня в день по этой гнилой слякоти…

— Задумывается ли он о том, — вторил ему Блага, — что, заставляя своих людей ползать по грязи, он пачкает километры кабелей и все наше барахло? Сколько времени уходит на уборку этого свинарника!

— Его-то самого надраивает Леош. Если грязь брызнет на канадки Станека, так этот холуй собственной слюной их вымоет и рукавом отполирует, — не унимался Цельнер.

— А нам Старик не дает никакого послабления, не облегчит нашей участи ни на йоту…

— Калаш все стерпит!

— А где Калаш?

— Старик его вызвал.

— Зачем он ему опять понадобился?

— Калаш лишь щелкнет каблуками и выдавит из себя, словно в полусне: слушаюсь, пан надпоручик!

Цельнер все кутал Запа в одеяло:

— Так обращаться с личным составом! Скоро Эрику придется за это расплачиваться!

— Что? Я? — Зап стал вырываться из-под одеяла, но Цельнер навалился на него всем телом. Зап кричал:.— Я же не настолько болен! Пусти, шут гороховый! Мне дышать нечем.

Цельнер не отпускал. И опять за свое:

— Лежи смирно. Еще неизвестно, к чему приведет твоя лихорадка.

Махат затоптал сигарету.

— Не бойся, Эрик! — сказал он успокаивающе. — От этого не умирают. Обычная простуда. Чай, аспирин — и завтра опять будешь здоров. — Махат на секунду умолк. Пауза нужна была ему, чтобы побороть в себе последние колебания. Потом, как бы невзначай, он проронил: — Может быть, уже завтра наш Старик пошлет тебя проверять кабель. Вот там можно умереть.

Млынаржик — руки засунуты глубоко в сапоги: кончиками пальцев он пробовал, не высохли ли — прямо с сапогами подскочил к Махату:

— Ты опять тащишь сюда своего Боржека?

Махат откинулся назад, так, что затрещала спинка стула.

— Зачем его тащить? В этом нет необходимости. Он и так все время с нами. И именно я-то не хотел о нем напоминать. А то вы, пожалуй, подумаете, раз сегодня Станек объявил своими позывными: Яна — моя, то я говорю все это от ревности к нему. — И, увидев, что Млынаржик опустил руки с сапогами, сказал: — Не будем тревожить покой Боржека.

— Подожди, Здена, — отозвался Цельнер. — Боржек, вероятно, обрел покой, но у нас-то его нет.

— Хотите вступиться за товарища? — Махат удивленным взглядом обвел ребят. — Только сейчас? Тут гибнет много солдат, и никто не спрашивает, кто послал их, куда и почему. И вы не спрашивайте. — Он достал новую сигарету. Задумчиво глядя на пламя спички, закончил: — Кто много спрашивает, слишком много знает. Это старая и мудрая истина.

— Но мы хотим знать, как было дело, — энергично возразил Цельнер. — Мы будем спрашивать.

— Я тебя понимаю, совесть повелевает вступиться за товарища. — Махат прокашлялся и махнул рукой. — Да стоит ли это теперь ворошить!

Эти слова взволновали солдат. Причем тут время? В таком деле оно никогда не может быть упущено. Люди стремятся восстановить справедливость по прошествии десяти и более лет, безразлично, идет ли речь о живых или мертвых. А они позволят заткнуть себе рот после двух месяцев? Эта мысль зрела в них все отчетливее. Цельнер сказал:

— Мы даже не имеем права молчать. Мы должны в конце концов узнать, в чем тут дело. Это наш долг.

— И сейчас, пока нет боевых действий, — добавил Блага, — для этого самое подходящее время.

— Все равно вы ничего не докажете, — высокомерно произнес Махат. — Жажда правды у вас появляется обычно на нарах и там же засыпает.

Критиковать офицера было нарушением устава.

«К чему все это приведет, если вместо доказательств у нас только домыслы? Пожалуй, к стенке, как бунтовщиков», — размышлял Млынаржик.

Терпеть все как есть? Этого даже слабохарактерный Блага не хотел допустить.

Шульц был в панике: идти против Станека — ведь это же все равно, что идти против самого себя.

«Чем это кончится? — Цельнер готов был критиковать командира, пусть это и противоречит уставу. — Молчать? Нет. Тогда, пожалуй, в самом деле сбудутся пророчества Махата».

Вошел Ержабек и сразу понял, что позывные «Яна» сегодня еще больше накалили напряженную атмосферу неприязни к Станеку.

Заметив появление Ержабека, Цельнер торжественно сказал:

— Люди! Мы должны вступиться за павшего товарища, чем бы нам это ни грозило.

— Не пижонь! — оборвал его Махат. — Все равно ничего не сделаете.

— А что хочешь делать ты? — спросил Ержабек.

— Я? Один? Что я могу один? Ты же знаешь лучше меня: коллектив!

— Коллектив? Против командира? На фронте?

Предостережение Вокроуглицкого — не вздумай сравнивать! — звучало теперь в ушах Махата совсем по-иному: сравнивай!

— Мы же из одного теста, что и солдаты в Англии. А те взбунтовались против офицеров по меньшему поводу, чем наше дело…

— В этом деле не все ясно. И твое мнение, Здена, может быть ошибочным. Вдруг ты зря все это затеял?