Серебряная равнина

Он молча взял одну из конфет, на обертке которой был изображен добрый молодец, побеждающий нечистую силу, развернул и сунул Яне в рот. Потом присел рядом.

Машинально протянул руку к забытой Махатом отвертке. Увидел на рукоятке инициалы З. М. и вспомнил солдата, который крался вдоль стены, стараясь остаться незамеченным.

— Что надо было здесь Махату?

Яна напряженно ответила:

— Проверял слышимость на линии «Кармен».

«Кармен» все время была в исправности. Станек сам не раз выходил с ней на связь. Он вспомнил вчерашний разговор у колодца: не Махата ли она выгораживала, защищает же его сейчас?

— Вернее, проверял свои шансы у тебя. Ему было недостаточно позывных «Яна»?

— Достаточно…

— И он не сделал никакого вывода?

— Сделал. Все сделали.

Станек осмотрелся по сторонам. У него было ощущение, что все тут стоит не на своем месте, что все как-то передвинуто.

Яна склонилась над коммутатором. Волосы упали ей на лицо. Сзади на шее выглянул желтый свитер.

Взгляд Станека зацепился за эту полоску. С каждой секундой, сокращавшей их общее свободное время, он становился все нетерпеливее. Яна продолжала соединять абонентов. Он сел к столу, курил и молча смотрел на девушку.

У него вдруг возникло ощущение, что не один он смотрит на нее. Ему казалось, двери то и дело открываются и закрываются, кто-то уходит, его сменяет другой и пристально смотрит на Яну, как это только что делал ушедший.

Армейская жизнь сводит вместе массу людей. Они постоянно вместе, никто не может остаться наедине с собой или уйти к другим. На службе и в часы отдыха Станек видел всюду одни и те же лица. И все те, кто обслуживает; основной пункт связи, кто тянет линии связи, кто устраняет повреждения, видят Яну каждый день, хотят они этого или нет. Скорее всего — хотят. И хотят, безусловно, большего. Каждый имеет право попытать счастья. И Махат! Отважный. Смелый. Где только проявится эта его смелость?

Тишина разорвалась орудийными залпами. Станек бросился к окну. Вдали, там, где рвались снаряды, над землей поднимались клочковатые зарницы.

Станек был уже весь захвачен разгоравшимся боем: артиллерийский огонь грозил уничтожить его телефонные линии, быть может, не только грозил, но и…

Он подбежал к коммутатору, чтобы составить хотя бы приблизительное представление о масштабах атаки противника. С первым и танковым батальонами связь была. Оба сообщили, что на их участках все спокойно. Второй батальон не отзывался. Вот где! Батальон Рабаса в глубине «картины», нарисованной самим Рабасом. Где-то там снаряды повредили кабель. Не везет Карелу! Он опять без связи, как в Киеве.

Послышался зуммер коммутатора. Станек снял трубку. Говорил Галирж:

— Ирка? Как хорошо, что я попал на тебя.

— Что ты хочешь?

— Я не могу соединиться с «Кармен». Мне необходимо…

— Знаю.

— Это будет нелегкое дело, — сказал торопливо Галирж.

Станек прервал его:

— О моих делах не беспокойся!

— Я беспокоюсь о своих! — Галирж крикнул так, что в трубке что-то треснуло. — Ты должен послать на линию самого надежного…

— Я знаю, что я должен. Ты получишь связь, пусть для этого мне придется идти самому. Все.

— Погоди…

— Все! — Станек бросил трубку.

Галирж нерешительно опустил трубку. «Ну и лезь в пекло, бешеный! В той долине погибли два моих человека — а связистам ничуть не безопаснее, чем разведчикам. Противник, проникая на чужую территорию, бывает, специально перерезает кабель, потом ждет в засаде тех, кто направляется устранять повреждение. — Он отчаянно крутил ручку аппарата. — Занято! Это ужасно! Если со Станеком что-нибудь случится, скажут, что я его не предупредил».

Он услышал вдруг испуганный голос:

— Джони, почему же ты не сказал ему, что в долине немцы?

— Он бросил трубку! Не дал мне договорить. Все время занято!

Он снова и снова пытался связаться с пунктом связи. Когда ему наконец удалось дозвониться, Яна ответила, что Станек ушел к связистам.

— Соедините меня.

— Там нет телефона. Но пан надпоручик вернется. Он оставил полушубок…

— Как только вернется, пусть позвонит мне! Это очень-очень важно! Не забудьте!

Станек стремительно вошел в помещение связистов. Калаш скомандовал «смирно». Ребята поспешно набрасывали на себя невысохшее обмундирование, наматывали портянки, натягивали сапоги, которые еще сохраняли немного тепла от печки, и строились в шеренгу. Зрелище было мало привлекательным. Кто-то держал в руке гимнастерку, кто-то — одна нога в сапоге, вторая босая — стоял, скособочившись, Зап неуклюже надевал высохшую рубашку, словно тонущий махая руками.

— Быстро привести себя в порядок, — приказал Станек.

Он стоял и наблюдал за солдатами. Заметив на столе вырванный из блокнота лист бумаги, протянул к нему руку. Взоры солдат остановились на командире. Он перевернул лист. Тот был чистым и с обратной стороны. Станек опять положил его на стол, но что ребята следят за ним, заметил. Почему они так на меня смотрят? Станека душил воротник гимнастерки. Офицерские ремни сжимали грудь. Он обратил внимание на одного солдата. Все торопливо приводили себя в порядок, а этот стоял уже одетый по всей форме, ушанка надвинута на лоб. Махат!