Серебряная равнина

— А почему бы нет? — капитан широко раскинул руки, словно для объятий. — Хорошо на белом свете, ребята! — Рассмеялся: — И ты, Андрюша, как свидетельствует твоя стопка, тоже радуешься возвращению к жизни.

Беляев оставался серьезен:

— Иногда — да. Иногда — нет. Но ты был сегодня чересчур уж веселый.

Капитан оглянулся: нет ли кого поблизости. Но своего тона не оставил:

— Смех — лучший фермент жизни.

Леонтий наклонился к нему:

— Пленные говорят, что немцы стягивают крупные силы…

— А мы разве не стягиваем? Послушайте! — Капитан кивнул головой в сторону шоссе. Блеснул зубами в улыбке: — Нас много.

Беляев приглушил голос:

— Изображаешь перед ребятами хорошее настроение, это я понимаю, я ведь артист. Но зачем ты играешь и перед нами?

Капитан старательно подгребал к огню несгоревшие ветки и молчал.

— Что же вы молчите, товарищ капитан? — встревоженно спросил Леонтий. — Думаете, мы боимся услышать правду? Или сами чего-то боитесь?

Капитан улыбнулся мягко и печально:

— Я думал о твоих малышах, Леонтий.

— Дмитрий Иванович, — возмущенно заговорил Беляев.

— Не сердись! Сейчас скажу вам все. — Он притянул командиров поближе к себе, понизил голос. Они, конечно, знают, сколько тут, на правом берегу Днепра, может быть наших. А немцы тем временем сосредоточили в районе Белой Церкви, Гребенки и Кагарлыка танковые дивизии СС «Райх», «Мертвая голова», 25-ю и 7-ю танковые дивизии, несколько пехотных дивизий. Перебрасывают сюда войска со всех концов Европы. Они вооружены «тиграми», модернизированными танками T-IV, самоходными орудиями «фердинанд». Все здесь радовались, когда попытка немцев взять обратно Киев к 28 ноября, как приказывал фюрер, провалилась. Но разве может он, Дмитрий Федоров, утаить от своих, что этот приказ остается в силе?! Он веткой подгребал пепел в кучу. Затрещали угли. Он отбросил занявшийся прут. — Немцы из последних сил будут пробиваться назад, к Днепру.

— Ну и что? — коротко спросил Беляев.

— Нам будет нелегко.

— Что ж это, впервые?

Капитан не взглянул на него:

— Нет. Не впервые…

Ну так что тогда? — нетерпеливо спросил Леонтий.

Капитан сказал:

— Наши должны переправить через Днепр весь украинский фронт.

— Ну, хорошо, переправят… — согласился Беляев.

Капитан поднял голову и посмотрел на товарищей:

— Да. Только вопрос: когда. И второй вопрос: не перейдут ли немцы в наступление раньше.

Они начинали понимать. Капитан говорил теперь торопливо, хотел поскорее закончить этот разговор. Сводилось все к следующему: они остаются тут как заслон до тех пор, пока боеприпасы, горючее и все, что необходимо, не будет переброшено через Днепр.

Колонна удалялась. Капитан повторил:

— До тех пор…

Все молча смотрели на догорающий костер.

— Значит… — прервал молчание Леонтий.

Капитан остановил его:

— Не начинай! Знаю, будешь, как перед каждым боем, плакаться, папочка: наверняка сложу тут голову, не увижу своих детишек. А потом будешь стыдиться за такое настроение.

Беляев чувствовал, как мороз пробирает до костей. Затопал по снегу:

— Спасибо за доверие, Дмитрий Иванович. Скажи, когда выступаем?

— До рассвета. В четыре тридцать.

23

В Василькове было не настолько безопасно, чтобы туда мог приехать глава государства: поэтому идея посещения президентом Бенешем бригады прямо на фронте была отвергнута. Однако советское командование хотело все-таки дать возможность бригаде встретиться со своим верховным главнокомандующим. Несмотря на тяжелое положение на фронте, оно отдало приказ свободовцам передать линию обороны Красной Армии и ночью переместиться в Киев. Там бригада должна будет ждать президента.

По бесконечным коридорам артиллерийского училища имени Фрунзе постукивали кованые ботинки и сапоги, помещения наполнились голосами. Телефонисты были разделены на три группы: одна еще на местности, под Васильковом, сматывала кабели, вторая здесь, в Киеве, налаживала подключение к центральной городской станции, третья находилась в казармах.

Яна сидела у окна, на коленях лежала шинель, она пришивала пуговицы. Млынаржик принес гимнастерку:

— У меня тоже оторвалась. Пришьешь?

Зап протянул к ней руки. Из рукавов торчали лишь кончики пальцев.

— Хорошо бы укоротить. Как по-твоему?

— У Ержабека дырка на локте. Может, подлатаешь?

— Несите все, что у кого есть, — сказала Яна. — Чтобы не осрамиться на смотре.

В соседнем здании бригадный оркестр репетировал марш. Дребезжащий звук медных тарелок долетал даже сюда.

— Я представляю себе этот парад, — загорелся Цельнер. — То-то мы помаршируем.

Не только Цельнер, все уже видели это торжество; перед глазами президента Бенеша проплывут знамена, прогрохочут орудия, проревут танки. А он будет дивиться! какая здесь у него боеспособная, организованная армия, к которой не очень-то благоволил Лондон.

Яна оторвалась от шитья, обвела глазами двор казармы и опять наклонилась над обмундированием. Станека нигде нет. А говорил, что они пойдут посмотреть город. Киев — город рождения их любви, а они не знают, каков он. Они ночью с боями проходили этот город, и языки пламени скорее скрывали его от них, а не освещали.