Серебряная равнина

— Он ведь был вашим товарищем? — спросил Станек.

Калаш глухо выдавил:

— Да.

— И женихом вашей сестры, так?

Калаш только кивнул. Трясущимися руками принялся стягивать с Боржека катушку.

Станек опять опустил Боржека на землю. Заколебался: что сказать? Что сделать? Размышлять некогда. Нужно спешить к Рабасу. И тут он со всей остротой осознал, что они прошли только половину пути и что при выполнении их задачи половина дела ровно ничего не стоит, каких бы усилий она ни потребовала. Связь либо есть, либо ее нет. Он взглянул на Калаша. Тот, кроме оружия, нес запасные барабаны. Дать ему катушку он не может. И он надел ее на себя.

Калаш помог застегнуть пряжку лямки. Краешком глаза он взглядывал на убитого.

— Идем! — сказал Станек.

Калаш не трогался с места. Ему казалось немыслимым оставить Боржека здесь одного. Он ждал, что тот вдруг поднимется и что-нибудь спросит у него. Он страшился этого и страстно желал…

— Ну пошли, пошли, — подгонял его Станек.

Калаш шевельнулся. Сделал шаг, другой. Он почти не чувствовал ни собственных ног, ни земли под собой. Станек заметил его неуверенную, шатающуюся походку: тот на каждом шагу словно проваливался в яму. Станеку и в голову не могло прийти, что Калаша терзают несравнимо большие муки, чем скорбь об убитом.

Калаш заметил, что Станек выравнял с ним шаг и нарочно пошел рядом, чтобы подчинить его своему ритму движения. «Он не знает, что это значит — сделать то, что сделал я, — думал Калаш. — Я тоже не знал. Боже мой, знать бы это раньше!»

— Мы должны напрячь все силы! — подгонял Калаша Станек. Он шел первым с катушкой на спине и отдавал те приказания, которые совсем недавно отдавал Калаш:

— Придавить кабель!

Калаш саперной лопатой отваливал куски дерна, брал глину, засыпал провод. «Как пережить это… он там лежит… будто жертвенный агнец… но ведь я должен был…» Он шел вслед за Станеком, хотя ему хотелось броситься на землю, зарыться в нее лицом и лежать, как лежит сейчас Боржек. Но он шел. «Если бы можно было поменяться с Боржеком местами!» И он продолжал идти…

6

Катушка, снятая с Боржека, гирей тянула к земле. Освобождаясь от кабеля, она становилась легче, но Станеку казалось, что она шаг от шагу тяжелее. Однако он по-прежнему бежал ровной рысцой, думая лишь о том, что произойдет, если они не дойдут. Он вслушивался в стрельбу, в разрывы снарядов и повторял себе лишь одно слово: бежать! Он подстегивал себя этим словом: бежать, бежать, бежать! Заметил, что дистанция между ним и Калашем увеличивается.

— Что с вами?

— Ничего. Только я не могу, как вы…

— Что, опасные ситуации вам не по вкусу?

— Я же бегу… — слабо запротестовал Калаш.

Закрепляя кабель, он должен был то и дело низко наклоняться. К голове приливала кровь, ноги были словно деревянные. К тому же муки совести отвлекали его от мыслей о задании: «Что скажу я Эмче? Ребятам?»

Они вышли к шоссе. Увидели танки. Станек знал, что в этих местах должны были быть части гвардейского танкового корпуса. Но лишь теперь ему стала понятна вся сложность создавшегося положения: немцы заградительным огнем сдерживают продвижение танков. Попятным стало и случившееся ранее: Боржека убил осколок одного из снарядов, предназначенных для танков. Этот снаряд отлетел далеко в сторону от шоссе.

Калаш остановился, привалившись к стене обгоревшего домика. Станек вернулся назад.

— Не могу, — прохрипел измученный Калаш.

— Вы не хотите!

— Не могу…

— Вы должны. Вы слабовольный человек. Баба! — Станек рукой зашарил по боку.

Калаш схватился за обугленную стену. «Он считает меня трусом. Что он ищет? Пистолет? Трус в бою ставит всех под угрозу. Сейчас это делаю я. — Калаш сипло дышал. — А я, ей-богу… я, несмотря ни на что, не могу».

Станек подошел к Калашу вплотную и, вытащив флягу, сунул ему в рот горлышко.

— Спасибо, — выдохнул Калаш.

— Ну что, можете идти?

Калаш выкрикнул:

— Пан надпоручик, умоляю вас… у меня перед глазами…

«Не успеем! Не успеем!» — молотом стучало у Станека в голове. Ему казалось, что он понимает, почему у Калаша слабеют силы. То же самое происходило и с ним: ведь не возьми он Боржека на задание… Станек вздрогнул. «Война не только вокруг меня. Она во мне. Она подчинила себе все мое существо. Единственное, что я могу делать, — не ждать, пока Калаш придет в себя». Он перебросил его руку через свое плечо, обхватил за пояс и быстро повел. Все, что он теперь нес на себе: снаряжение, человеческое тело, горечь невосполнимой потери, беспокойство о том, что их ждет впереди, — весь этот груз навалился прямо на сердце Станека, и оно с болью вздрагивало.

Калаша мучила мысль: «Скрыть это от всех? Ведь никто не видел. Да и для Боржека так было лучше: скорее прекратились его страдания. Но я, куда скроюсь я от самого себя?»

Станек понемногу отпускал Калаша, потом все больше и больше, пока тот наконец не пошел самостоятельно.

Они приближались к танкам. Но что это? Танки тоже двигались им навстречу, съезжая с шоссе, по которому артиллерия противника вела прицельный огонь. На танках никого не было: десант давно уже снялся и прикрывал их от остатков немецкой пехоты.