Серебряная река

Когда они поднялись на широкий простор вершины склона, расчерченного террасами, солнце наконец стало пробиваться сквозь тучи. У нее создалось впечатление, что когда-то — много веков назад — здесь были королевские апартаменты. Руины стен и разрушенные арки загромождали поросшую сорняками площадку, словно торчащие из земли каменные пальцы. Нет, скорее не каменные, поняла Хацет. Это были кораллы, как человеческие замки у нее дома.

— Теперь нужно подождать, — прошептал ей в ухо Гассан, и она почувствовала тепло его дыхания.

В воздухе появился вихрь дымка, словно сверкающий черный песок заплясал в туманных стволах солнечных лучей. Запах обожженного дерева, аромат магии.

Площадка перестроилась. Коралловые стены окружили изящный комплекс зданий, возникший вокруг беседки, из которой открывался вид на город. Она мгновенно узнала эти здания, архитектуру приземистых башен с зубчатыми стенами наверху, не говоря уже о головокружительном чуде арок и маленьких куполов, идеально точно повторяющих человеческие руины в Шефали, волшебной силой преобразованные в дома джиннов. Сорняки и гниющие листья, забивавшие уличные вазоны, исчезли, вместо них появились зеленая трава и изящные нильские лилии, плавающие на поверхности воспроизведенных с зеркальной точностью прудов. Гостей приветствовал огромный баобаб над висячим садом, словно перенесенным сюда из Эдема… если только в Эдеме были растения и цветы характерные для Та-Нтри.

Мысли Хацет метались, она вдруг поняла, что сделала шаг. Мерцающая хлопковая материя багряного и золотистого цветов драпировала входы за жаровнями, на которых испускала свой аромат мирра. Это была дань уважения ее дому, измышленная художником, и она не знала, то ли дело было в долгом путешествии, то ли в ее неуверенности относительного избранного пути, но, повернувшись к Гассану, она почувствовала, что слезы просятся ей на глаза.

— Это было необязательно, — поспешила сказать она.

Ее реакция, вероятно, прозвучала грубо в сравнении с ее прежними выверенными словами, но Гассан казался скорее изумленным.

— Я хотел, чтобы у вас было здесь место, которое вы считали бы своим собственным, место, которое напоминало бы вам дом. — Он замолчал, но вскоре добавил более спокойным тоном: — Я жалею, что не додумался до этого для моей первой жены. Саффия всегда казалась такой потерянной, и, только когда она умерла, я понял, что она тосковала по берегам Ам-Гезиры, а драгоценности и парфюмы Дэвабада ее мало интересовали.

Хацет знала, что Гассан талантливый политик, но раскаяние, горчившее в его голосе, показалось ей искренним, зеркалом его эмоционального убеждения в том, что его наследником останется Мунтадир. И хотя такая преданность первой жене и сыну необязательно была многообещающим знаком для тех политических махинаций, на воплощение которых надеялись ее соплеменники, она хорошо говорила о человеке, женой которого Хацет вскоре собиралась стать, чью жизнь соглашалась разделить.

Он не обязан был делать это. Хацет происходила из семьи благородных коммерсантов, ее воспитывали в вере, что если для власти важны два фактора: золото и семейное имя, то купить эту власть может кто-то один. Ей одного взгляда хватило, чтобы оценить непомерность богатства, необходимого для сотворения такого прекрасного места, но она знала также, что Дэвабад и финансовая стабильность не есть синонимы — на самом деле она была богаче ее мужа. Гассан мог легко оснастить крыло дворца накопленными королевскими сокровищами, которые уже лежали в его хранилищах, но он предпочел заплатить за что-то новое. За дом уникальной архитектуры, предназначенный для нее.

И он показал ей этот дом уже после того, как она дала согласие. Хацет посмотрела на него с кривой улыбкой.

— И что бы вы стали делать, если бы после нашего разговора я вернулась на корабль отца?

— Встал бы на колени перед министерством финансов и молил о прощении?

— Тогда я избавлю вас от такого унижения. Это прекрасно, — сказала она, снова беря его под руку. — Правда, для меня это значит больше, чем я могу выразить словами.

Он накрыл ее пальцы своими.

— Тогда игра стоила свеч. Я надеюсь видеть вас здесь счастливой, госпожа Хацет. Я не сомневаюсь, что двор, знатные семьи, которые находятся здесь со времен Анахид, будут оказывать на вас давление, — сказал он с демонстративным дивастийским акцентом. — Но я благословляю вас придерживаться тех традиций, которые вам по душе. Я надеюсь, настанет время, и мы услышим детский смех из этих покоев, а потом они станут для нас обоих утешением.

«Они будут Кахтани». Его слова — его предупреждение? — снова мелькнули в ее мозгу. Она попыталась прогнать их.

— Могу я показать это место отцу? — спросила она. — Я думаю, ему будет приятно.

— Пожалуйста. Но сначала… У меня есть еще один аттракцион Дэвабада. — Гассан заговорщически подмигнул ей. — Вы встречались когда-нибудь с Нахидом?