Серебряная река

Несколько лет, в течение которых Нари главенствовала в подобных церемониях, в Большом храме немного поубавили трепетность ее отношения к таким демонстрациям. Но при виде храма у нее обычно перехватывало дыхание. Сооруженный почти три тысячелетия назад этот массивный зиккурат был творением, не уступающим Великим пирамидам близ Каира. Главный молитвенный зал подражал архитектуре тронного зала во дворце, хотя убранство здесь было гораздо менее пышное. Два ряда колонн, украшенных дисками из песчаника разных цветов, поддерживали высоченный потолок, вдоль стен располагались надгробья самых знаменитых фигур в долгой истории их народа.

Нари отошла от алтаря. На платформе внизу стоял отделенный от остальных верующих ряд священников в алых рясах. Они уже провели с полдюжины служб, восхваляющих ее и ее большую семью, обратились к творцу с молитвой, прося о благоволении к ее труду. К счастью, Нари никогда не просили провести службу — она бы понятия не имела, что сказать. Более того, традиционно от Нахид не ожидалось ни общения с верующими в Большом храме, ни даже соизволения замечать их. Предполагалось, что они выше этого, что они для этого слишком величественные и бесстрастные фигуры, достойные почитания на расстоянии.

Но Нари всегда была против почитания величественности. Она спустилась на платформу внизу и направилась к верующим.

Священники расступились, пропуская ее. Начинающий священник с бритой головой, посыпанной пеплом, вышел из тени с деревянным табуретом в руках, а его коллеги принялись выстраивать толпу в подобие очереди. Никто из них не сопротивлялся, верующие спешили подчиниться в надежде обратиться к ней.

Она разглядывала толпу. Здесь были почти исключительно дэвы, если не считать изредка встречающихся тохаристанцев. Нари удивилась, узнав, что в торговых городах Тохаристана есть некоторое количество семей, которые, несмотря на войну с джиннами, втихомолку сохранили прежнюю веру. Если расовые различия этим исчерпывались, то прочие были довольно многочисленны. Аскеты в потрепанных мантиях стояли рядом со знатью в бриллиантах, а широкоглазые пилигримы с севера оттирали усталых дэвабадских эстетов. Неподалеку от переднего ряда Нари приметила маленькую девочку, вертящуюся рядом с отцом. На девочку надели простое платье из желтого сукна, ее черные волосы сплели в четыре косички вперемешку с базиликом.

Нари поймала ее взгляд и подмигнула, поманила к себе.

Девочка явно была слишком мала, чтобы беспокоиться о протоколе, она улыбнулась Нари во весь свой щербатый рот, выхватила руку из отцовской и бросилась к ней, чтобы в горячем объятии обвить короткими ручками ее колени.

Нари заметила, что некоторые священники поморщились. Когда здесь правили ее предки, любой, кто осмелился бы прикоснуться к Нахиду, кроме как в процессе его исцеления, был бы подвергнут отсечению конечности, теперь же Нари решила, что эта традиция — наряду со многими другими — должна быть пересмотрена.

— Бану Нахида! — Маленькая девочка, отступившая от нее на шаг, вся светилась, ее глаза прищурились в благоговейном трепете.

Отец девочки поспешил к ним, почтительно поклонился. Он взял дочку за плечо.

— Пусть огни…

— Ой. — Девочка всплеснула руками. — Пусть огни ярко горят для вас!

— И для тебя, дитя, — ответила с улыбкой Нари, благословляя их обоих и делая метку пеплом на лбу девочки. Произношение ребенка было незнакомо Нари. Люди из разных дэвских племен приходили молиться в Большой храм. — Ты откуда?

— Из Панчеканта, моя госпожа, — ответил ее отец. Видя явное недоумение на лице Нари, он пояснил: — Разрушенный город людей на краю Дэвастана. Вы, я думаю, о нем и не знаете.

Нари прикоснулась к груди с левой стороны.

— Для меня большая честь, что вы совершили такое далекое путешествие, чтобы побывать здесь. Я буду молиться творцу, чтобы он вознаградил вас за преданность.

Он низко поклонился, в глазах у него стояли слезы.

— Спасибо, моя госпожа.

Маленькая девочка еще раз обняла Нари, а потом помахала ей, когда они уходили через толпу.

Нари улыбнулась под своей вуалью. Она пришла, чтобы жить ради таких мгновений, встреч, которые придавали ей уверенности, когда она стояла перед дэвами, и мужества, когда она игнорировала зловещие инсинуации Гассана, утверждавшего, что она «перетягивает двор на свою сторону». Она сказала себе, что это называется прагматизмом. Ну а если эти мгновения и оставляли к тому же теплое сияние в ее сердце?

Что ж, Нари не собиралась отказывать себе пусть и в редких, но все же мгновениях счастья, которые ей удавалось похитить в Дэвабаде.

Маленькая девочка с отцом наконец исчезли из вида, затерялись в толпе, и Нари поманила другую. Около половины людей пришли с различными болячками. Простые случаи она исцеляла на месте, а более сложные отправлялись в ее лазарет. Она собиралась принять как можно больше просителей, но, когда солнце высоко поднялось за мраморными стенами, проливая свой свет на ухоженный двор, ее стало одолевать желание вернуться в лазарет. В ее отсутствие все имело тенденцию склоняться к катастрофе.