Одних только этих синяков вполне хватило бы, чтобы написать картину о страданиях ее брата в течение того года, пока она отсутствовала. Других свидетельств и не требовалось. Кости Рустама срослись, после того как головорезы Гассана поломали их, как затянулись раны, оставленные кнутом, и кислотные ожоги. Гассан никогда Манижу и пальцем не тронул. В этом не было нужды. Он давно уже понял, что приводить ее к покорности гораздо продуктивнее избиениями брата. Однако не все невидимые отметины Рустама были оставлены Гассаном. На запястьях Рустама была написана совсем иная история. Ее брат не раз пытался покончить с собой, но успешное самоубийство было трудноисполнимо для Нахида. Его последняя попытка — отравление — была сделана много лет назад, и именно Манижа вернула его к жизни. Он умолял ее позволить ему умереть. Она упала на колени, умоляя его не бросать ее.
Тогда она плакала в последний раз до рождения Джамшида.
Она не стала дальше давить на Рустама. Напротив, Манижа попыталась придать своему лицу более спокойное выражение.
— Ты не можешь попросить кухню приготовить мне немного имбирного чая? — спросила она. — Я думаю, это успокоит мой желудок, и я смогу поесть.
Он вздохнул с облегчением. О да, она знала выражение на лице целителя, радующегося тому, что наконец-то перед ним стоит ясная задача.
— Конечно. — Рустам поднялся на ноги, потом пошарил в карманах своего одеяния. — Я принес тебе кое-что. Я знаю, ты любишь, чтобы оно оставалось невидимым, но я подумал… Я подумал, что это даст тебе некоторое утешение. — Он положил ей в руку маленький твердый предмет, сомкнул ее пальцы вокруг него и только после этого отошел от Манижи. — Пусть пламя ярче горит для тебя, Ману.
Сердце Манижи екнуло. Она знала, что держит в руке.
— И тебе желаю того же, дорогой.
Он ушел, поклонившись ей, а Манижа снова вернулась в кровать. И только когда услышала, как закрылась дверь, она приглушила пламя, погрузив комнату в прежнюю полутьму.
Потом она надела на палец древнее кольцо, которое он положил ей в ладонь. Кольцо это повидало всякое. Манижа помнила все его вмятинки и царапинки, потому что ни одному другому предмету не уделяла столько внимания, сколько этому кольцу, которое хранило единственную надежду на спасение для ее племени.
— Пожалуйста, вернись, — прошептала она. — Пожалуйста, спаси нас.
Дарийя
Женщина-джинн взяла один из только что выстиранных бинтов за самый край, словно собиралась вытрясти из него паука. Улыбка появилась на ее лице.
— Это что — шутка?
Дарийя посмотрела на бинт. Ей он показался вполне пригодным, она его вычищала в такой горячей воде, что у нее кожа на руках потрескалась. Потом она высушивала его на солнце.
— Не понимаю, госпожа, — сказала она, стараясь говорить как можно более испуганным голосом. Она ненавидела такое поведение, но давно уже приучила себя смирять тон, разговаривая с этими демонами. Ничто джинны не любили так, как возможность вернуть «грязную кровь» на ее место.
— Они все еще влажные. Ты знаешь разницу между сухим и влажным? Если я уберу их в таком виде, они заплесневеют. И если ты не хочешь объяснять Бану Маниже, почему в ее кладовке растет плесень, ты сейчас пойдешь и выстираешь их заново.
Женщина бросила бинт Дарийе. Та схватила его и в отчаянии посмотрела на всю принесенную ею партию стираного белья. Предполагалось, что это ее последняя корзина, и теперь ее отпустят домой.
— Может быть, я посушу их еще немного на солнце, — предложила Дарийя. — Я только что сняла их с веревки, клянусь вам. Они не…
Ударом ноги женщина-джинн перевернула корзинку с бинтами, и те разлетелись по полу кладовки. Впрочем, пол был чистый — ни одному из помещений лазарета, как и ее наводящим ужас обитателям, не позволялось быть нечистыми. Маленькая армия слуг-шафитов, в которой состояла и Дарийя, дни и ночи подметала полы, стирала белье, подтирала пролитое. Маги-пациенты внутри — ничего не говоря о белоглазых костоломах, которые их обслуживали, — не могли находиться в антисанитарных условиях ни одну минуту.
Интересно, знают ли они, что слугам, которым они доверяют содержание их комнат в такой чистоте, каждый раз в дождь приходится идти по району шафитов, затопленному сточными водами. Интересно, важно ли им это или нет. Впрочем, ничто из этого не имело значения. Правила лазарета не подлежали обсуждению.
Дарийя поклонилась:
— Да, госпожа.
С этими словами она собрала с полу бинты и вышла.