Серебряная рука

Утерев слезы, она вновь принимается за работу, проверяет переплет книги, которую собирается послать в Алжир: кроме воображаемых бесед, в реальной жизни они с Хасаном регулярно обмениваются книгами и подарками. Анна продолжает посылать ему разные головные уборы, Хасан отправляет ей дорогие безделушки, выбранные со вкусом и любовью. И никогда никаких писем. Записки, сопровождающие подарки, предупреждают: «для Анны», «для Хасана» — и все, даже без подписей, так как оба прекрасно знают, кто их посылает. Впрочем, Анна не сомневается, что те разговоры, которые она ведет с Хасаном мысленно, каким-то образом доходят до него. «Должно быть, я немного сумасшедшая», — думает она всякий раз, но продолжает вести себя так же, потому что даже несчастная любовь имеет свои радости.

Нарисованный Жан-Пьер пристально смотрит на нее с медальона, как бы призывая изменить жизнь, на которую она сама себя обрекла. Анна поднимается в свой кабинет, чтобы написать наместнице Марии. Та просит Анну поехать вместо нее в Сардинию, точнее, в Алгеро, куда Марию пригласили быть крестной матерью дочери местного губернатора, ее дальнего родственника. «Я не хочу ехать, Жан-Пьер, но как отказать кузине Марии?»

Когда Анна смотрит на медальон, чтобы получить совет у признанного мастера дипломатии, Жан-Пьер, хитро глянув на нее, подсказывает: «Чего ты ждешь? Или ты думаешь, что когда-нибудь представится более подходящий случай?»

И Анна решается. Она поедет на эти крестины в Алгеро, надеясь на встречу с Хасаном.

Хасан много раз рассказывал ей, что Краснобородые имеют тайное убежище в тех краях, об острове с заброшенным замком, о лодках, спрятанных на берегу, о верных берберам жителях деревни, и о предупредительных сигналах, которыми они обмениваются.

Впервые Анна де Браес пишет Хасану, и ее письмо похоже на шифровку.

«Не хочу принуждать его, — думает она и не дает словам любви проникнуть в ее послание, — если я нужна ему так же, как он мне, то, конечно, он приедет».

В письме сообщается, что в заброшенном замке на этом острове в следующее новолуние должно что-то произойти.

К сожалению, она ошиблась, думая, будто Хасан умеет читать ее мысли. Получив письмо, он воспринимает его не как любовное послание, а как возможное предупреждение о политических или военных событиях чрезвычайной важности, которые надо иметь в виду.

Поэтому, отдав необходимые распоряжения, чтобы Алжир был настороже и готов к обороне, он отплывает на разведку на самом маленьком и самом быстроходном из своих галиотов. Вместе с ним Рум-заде, так и не изживший мальчишеской страсти к приключениям, и Осман Якуб, который, едва учуяв в воздухе запах новостей, решил тайком отправиться с ними, спрятавшись на корме.

XXVII

Мать губернатора Алгеро сидит на лавке в нише окна прямая как палка. Платье из простого серого сукна делает ее похожей на тень и сливается со стенами, затянутыми такими же суконными серыми коврами. Непрокрашенные волокна шерсти выглядят на них фантастическими белыми узорами.

— Я обливаюсь потом, — жалуется она, — а ведь сейчас октябрь!

Старая дама обмахивается платком, который, кажется, вобрал в себя весь тот скудный свет, что проникает снаружи, оставив в темноте чахлую фигурку ее юной невестки, примостившейся на низенькой скамеечке в глубине пустой и мрачной комнаты.

Сидя напротив нее, Анна де Браес продолжает рассматривать эту хилую и изможденную девочку, одетую по испанской моде в черное платье, похожее на траурное облачение, и пребывающую в болезненном полузабытьи. Анне кажется, что губернаторша никак не может быть матерью малышки, которую через несколько дней ей предстоит крестить.

«Она выглядит даже моложе своих четырнадцати лет, — думает Анна, разглядывая ее детский профиль и нелепую прическу из косичек, поднятых наверх и закрепленных серебряными шпильками с красными кораллами, которые кажутся капельками крови. — Ее ничего не интересует, и у нее, у бедняжки, совсем нет глаз, ведь глаза нужны не только для того, чтобы смотреть на мир. Они являются отражением нашего внутреннего мира, а ее взгляд словно наглухо запертая дверь».

Молодая жена губернатора все время поглаживает свои деформированные, опухшие в суставах руки — вероятно, ее мучает боль, — ее рот полуоткрыт, будто закрыть его у нее нет сил.

— Хуже всего было в конце зимы, синьора де Браес, — говорит мать губернатора, продолжая свое печальное повествование о неурожае. — Мертвецов мы хоронили, даже не считая. В этом году нам удалось собрать чуть-чуть зерна и запасти немного сена. Надеемся, этого будет достаточно, чтобы сохранить оставшийся скот.